В плену у сакуры

Павел открыл свою тетрадь и приготовил шариковую ручку для конспектирования тезисов, не признавая современных гаджетов, которыми обладала львиная доля присутствующих. Он не умел быстро печатать и вдобавок страшился потерять важный навык письма: привыкшие к частым нажатиям на экран или клавиши молодые пальцы легко могут отказаться от ручки и впоследствии будут с большим трудом возвращаться к ней. Каждое слово преподавателя находило отклик в тетради Конева, он буквально ловил и транслировал речь умудрённого опытом профессора, кодируя язык последнего в свой собственный язык сокращений, символов и схематичных рисунков. После полутора часов непрерывного процесса конспектирования его бедная натренированная рука затекла, и тем самым он получил своё первое боевое крещение. Теперь так будет шесть дней в неделю, и Павел к этому готов: гордое звание студента МГУ нужно оправдывать каждый день. Глава 4. Винил, футбол и рок-н-ролл Привычные полчаса просмотра недружелюбной темени тоннеля, изредка прерываемой светлыми платформами сквозь буквы НЕ ПРИСЛОНЯТЬСЯ — и вот она, Краснопресненская. Час пик: народ неустанно болтался в проходах, особенно это бросилось в глаза при неизменном трансфере со станции «Парк культуры» Сокольнической линии на аналогичную станцию линии Кольцевой. «Ладно, я с учёбы еду — думается Павлу, — а ведь каких-нибудь пять лет, и здравствуй, построение карьеры. Стану такой же ломовой лошадью…» Сумка с тетрадями съезжает с плеча, надо поправить. Выход из метро. Вечернее небо над Московским Зоопарком озарялось багровыми, розоватыми и золотистыми пятнами, исчезающими в глубине закатной синевы. Конев быстрым шагом проскочил официальный магазин атрибутики футбольной команды, пленивший последними часами перед закрытием группу брутальных мужчин в спортивной форме. Начало нового сезона: где ещё им быть. В глубине души рыжий студент симпатизировал спартачам и их любимому клубу, поскольку ни одна букмекерская контора не могла предугадать результат очередного матча с участием красно-белых: настолько они были непредсказуемы. Семья Конева ютилась в типичной «хрущёвке», представляющей ценность на рынке вторичной недвижимости лишь из-за непосредственной близости к центру столицы. Серый блочный дом, подъезд с деревянной дверью, два светящихся квадрата окон в верхнем углу здания — место обитания многих москвичей. Внутри оранжевого скрипящего лифта герою предстоит минута тряски по пути на верхний этаж. За его длинным пронзительным звонком в обитую войлоком дверь ровным счётом ничего не следует. «Отец ещё на работе» — думает он, почёсывая рыжую шевелюру, — «Окей, сам открою». Дома Павла ждала новая записка, осенним листком украшавшая кухонный стол. В ней указывалось на то, что утолять собственный голод новоиспечённому студенту-биологу также следует самостоятельно. Из продуктов внутри дрожащего и бухтевшего холодильника свежими оставались только пельмени. Чтобы как-то разнообразить процесс готовки, Павел сходил в собственную комнату и включил старенькую радиолу, предварительно сняв с верхней крышки кружевной половичок. Поставив скорость воспроизведения пластинки на нужное количество оборотов, он аккуратно опустил иглу в правильную зону диска, таким образом, словно попадая дротиком в мишень. Заиграла жемчужина коллекции виниловых пластинок, доставшейся Коневу от покойного деда. Павел слушал и мысленно благодарил его — одного из самых убеждённых и преданных музыке стиляг — за то, что сейчас, сквозь годы и поколения можно ловить момент и наслаждаться живой музыкой на практически нетленном носителе. Звучал «Харакири», отлично сохранившийся альбом отечественной рок-группы ПИКНИК, которая уже более тридцати лет остаётся верной себе и своим почитателям. В их песне «Течёт большая река» рыжему парню чувствовалась надежда, оптимизм и неизменность лучшего завтра. В то время, как заветные пельмени медленно варились в эмалированной кастрюле, Павел находил в себе радость подпевать летящим к нему из другой комнаты словам: Они танцуют весь день — харе-харе, Они увидели свет — харе-харе. Течёт большая река — харе-харе, А мне семнадцать лет. Была бы под ногами земля — харе-харе, Была бы под ногами земля — харе-харе. Была бы под ногами земля — харе-харе, Да то, что забыть нельзя. Конев остро ощущал необходимость иметь для себя почву под ногами: единожды вступая во взрослую жизнь, он стремился быть условной единицей в предлагаемых обстоятельствах и жизненных проблемах. И когда его правая рука чистой ложкой вынимала на тарелку готовые пельмени, Павел был уверен: отец может на него положиться. Хотя в голове студента нет-нет, да и всплывала мысль об ушедшей матери — вот что воистину «забыть нельзя»… Зато можно приступить к ужину. А все печали зачем? — харе-харе, А все печали зачем? — харе-харе. Была бы большая река — харе-харе, Да было б куда лететь… Зачем печалиться, зачем грызть себя излишне негативными мыслями? Самым главным для Павла было не прошлое, а настоящее — здесь и сейчас — всё плохое он старался стереть, изгнать из своей памяти в глухое бессознательное. Пару раз в год они с отцом приезжали в Химки почтить память их самого близкого человека, и тем самым погружались в молчаливое почтение, отдавали дань прошлому времени, проведённого с Вероникой Игоревной Коневой (1960–2000). В настоящем времени и Павел, и его отец — менеджер по продажам, в дилерском центре немецкого автомобильного концерна — спокойно жили, душа в душу и оба смотрели только вперёд. Им было «куда лететь»… Раздался протяжный звон дверного звонка — Платон Михайлович Конев дома. Закинув оставшуюся после съеденных пельменей пустую грязную тарелку в посудомоечную машину, Павел поспешил открывать. Нужно было узнать отца последние новости из мира автомобилей, рассказать о прошедшей лекции и просто поболтать на кухне.