В плену у травмы. Как подружиться со своим тяжелым прошлым и обрести счастливую жизнь

Жесткая дисциплина была знакома мне с самого детства. Четыре тренировки в неделю по горным лыжам, занятия в музыкальной школе, танцы, потом дополнительные занятия по физике с математикой, строго соблюдающийся режим сна и уборки – мое тело с детство привыкло жить в таком режиме. Мама с детства приучала нас к труду и расписанию (одна из ее подруг вспоминает, что Ира уже в четыре года резала салаты и гладила мне пеленки – вот и еще одна причина для отсутствия радости от моего существования в ее жизни). Затем, в университете, моя жизнь выглядела очень хаотично – что, предполагаю, еще больше дестабилизировало меня как раз из-за особенностей моей личностной организации. Когда я начала работать, моя дисциплина была обусловлена необходимостью зарабатывать деньги.

Но потом я стала работать на себя – и внезапно оказалась предоставлена сама себе. Пару месяцев я помогала себе, составляя график дня и начиная практически каждое свое утро с бега, и это целительным образом сказалось на моем теле – и я говорю не о влиянии кардионагрузок. Наша нейропластичность помогает нам не только создавать новые связи, но и восстанавливать утраченные – думаю, именно в этот период я вернулась к своим детским привычкам, закрепляя их своими взрослыми успехами.

Зацикленность на распорядке помогает мне поддерживать свой график. Чрезмерное внимание к деталям помогает мне организовывать самые разные мероприятия и продумывать все до мелочей. Стремление ставить продуктивность превыше всего помогает мне достигать успеха. А высокий уровень энергии, свойственный моей семье, помогает мне все это реализовывать.

И если ваше тело и ваша личностная организация устроены иначе – вам может быть сложно поддерживать свою дисциплину. И это нормально!

Наши особенности нейтральны по модулю, и от нас зависит то, как именно мы будем претворять их в жизнь. Жаль, они не зависят от нас – например, мы не контролируем свойственный нам уровень энергии (мы можем влиять на него заботой о своем организме и его здоровье, хорошим или плохим режимом сна, питания, тренировок, нагрузок и восстановления, но мы не контролируем то, что свойственно нашим телам просто потому, что они такие, какие они есть). И если этот уровень высокий, а вы не управляете им – он начинает разрушать вас, находя воплощение в деструктивных поведенческих стратегиях. Это может быть как даром, так и ограничением – все зависит от того, как мы обращаемся с той информацией о себе, которой владеем.

Раз уж мы заговорили про ОКР – у многих моих клиентов с таким диагнозом высочайший уровень энергии, но он «тратится» не на творчество, самореализацию, воплощение жизненных ценностей или просто-напросто удовольствие, он «тратится» на создание сложнейшей системы ритуалов, которая действительно требует много-много сил. Я с трепетом наблюдаю за тем, как они начинают видеть в своих «патологических» проявлениях то, что за ними стоит: стремление к выживанию, с одной стороны, и свой масштабный потенциал – с другой.

Думаю, я могу сказать это о каждом своем клиенте. Возможность увидеть в своем поведении его адаптивную функцию – важная часть работы с травмой. Признание особенностей своего тела и своей психики помогает нам принимать решение о том, что мы будем с ними делать. Мы можем бороться с ними, превращая свою жизнь в сражение с ветряными мельницами, – и тогда они будут сражаться с нами в ответ. Или же принимать их, осознавая свои ограничения, но не ограничивая себя ими.

Мы можем увидеть возможности, которые стоят за нашими особенностями: за тревогой – море энергии, за импульсивностью – радость спонтанности, за лабильностью – богатство внутренних ощущений, за ригидностью – выгоду дисциплинированности, за депрессивностью – возможность замедлиться… Но для того, чтобы воспользоваться этими возможностями, нам необходимо перестать бороться и начать заботиться о себе. И – приобретать навыки, помогающие нам получать доступ к нашим способностям, которые прячутся в наших, казалось бы, ограничениях.

Приближаясь к завершению

Друзья родителей предполагают, что в детстве мама была более сурова с сестрой, чем со мной. Ире чаще доставалось – а мне было достаточно просто смотреть. Ее воспитание было больше основано на наказаниях, мое брало основу в чувстве страха перед этими наказаниями и в беспомощности перед болью любимого мной человека.

В процессе работы над книгой я поняла, что действительно ощущала себя безмолвным свидетелем насилия долгие, долгие годы. Когда сестра столкнулась с абьюзивными отношениями, это спровоцировало у меня настолько сильный регресс, что я едва помню, как лежала на полу в ванной и рыдала, не в силах успокоиться.

Я вновь переживала ужас наяву – ей снова больно, а я снова не могу ей помочь. Я ничего не могу сделать… Я лежала, парализованная страхом, и все, что я могла, – только плакать, плакать, плакать что есть силы.