В плену у травмы. Как подружиться со своим тяжелым прошлым и обрести счастливую жизнь

«Я чувствовал себя самым одиноким ребенком в мире».

«Я был безразличен своим родителям».

«Мой отец бил и мою мать, и меня, и моего младшего брата, но мать так и не смогла от него уйти».

«Мой отец оставил меня с психоэмоционально нестабильной матерью и покончил с собой, когда я была маленькая».

И это малая часть разбивающих сердце историй, которых я касалась. Мне жаль, что вам есть что добавить в этот список. Я знаю, что это так, – и даже если ваша история кажется вам «незначимой» по сравнению с тем, что вы прочитали выше, каждый из нас в своей жизни сталкивался с травмирующими событиями. Мы рождаемся на свет в равнодушной Вселенной, где вероятность возникновения условий, благоприятных для нашего существования, минимальна, как верно замечает С. Пинкер в книге «Просвещение продолжается» (19, 525).

Но также я знаю, что некоторые из вас просто не помнят того, что с ними случилось, и это закономерно. У некоторых из вас, казалось бы, нет того, кто мог бы подтвердить всю тяжесть пережитого в прошлом.

Травмированные люди помнят одновременно и слишком мало, и слишком много (2, 203). Да, вы можете не помнить того, что происходило с вами, – но за вас говорит ваше тело. Ваши реакции. Ваше поведение. Ваши мысли о себе.

И каждому, каждому из вас я хочу сказать эти слова – но больше всего я хочу, чтобы вы научились говорить эти слова самим себе.

Я тебе верю. То, что произошло, было несправедливо. Никто не заслуживает такого. Ты не заслуживал такого. Ты имел право на счастливое детство. Истории других людей могут быть тяжелее твоей истории, но это не значит, что ты не имеешь права горевать о той жизни, которая у тебя была – и которой у тебя не было. Тебе нечего стыдиться. Это было болезненно и разрушительно.

Я тебе верю.

Я тебе верю.

Я тебе верю.

Стыд – это лед, который замораживает любую нашу тягу к жизни.

Уязвимость – это то, что способно растворить этот айсберг стыда.

Принятие – это то, что позволяет ему исчезнуть в океане близости и связи с другими людьми.

И хотя постоянное переживание травмы пугает и способно привести к саморазрушению, со временем отрешенность от окружающего мира способна принести еще больше вреда. Закатывающие истерику дети, как правило, привлекают внимание и получают необходимую помощь, в то время как замыкающиеся в себе дети никого не беспокоят, будучи обреченными по кусочку терять свое будущее (2, 83).

Мы можем быть принятыми только тогда, когда решаемся открыться. Иначе мы замыкаемся в себе, отрекаемся от мира и продолжаем писать историю травмы – уже собственноручно. И я была в числе тех, кто продолжал травмировать себя – уже без помощи своей семьи.

Диссоциация

Один из крестных отцов нейробиологии и психиатрии Пьер Жане ввел термин «диссоциация» для описания процесса расщепления и изоляции воспоминаний, которые он наблюдал у своих пациентов (2, 204). О причинах ее возникновения мы поговорим совсем скоро, обсуждая теорию структурной диссоциации; пока же предлагаю поближе познакомиться с этим важным для терапии комплексной травмы понятием.

Диссоциация – это дефицит внутренней и внешней осознанности, который связан с функцией мозга, отвечающей за не-знание. Это не-присутствие. Это не-обращение внимания. Это состояние, противоположное состоянию майндфулнес – изобилия внутренней и внешней осознанности, о чем пишет К. Форнер в Dissociation, Mindfulness and Creative Meditations (20). Это бегство оттуда, откуда нет выхода; взгляд со стороны, как будто это происходит с кем-то другим; «не я» (1, 51).

Диссоциация нарушает нашу способность быть осознанными. Mindflight (мысленное бегство) и Mindsight (мысленный взгляд) – это разные и, казалось бы, несовместимые процессы (3, 67). Но если ты диссоциирован, то ты живешь в двойной реальности: ты знаешь и не знаешь одновременно. Ты смотришь, и бежишь от этого, и снова смотришь – и снова бежишь, и это замкнутый круг.

Ты смотришь, но не видишь. Ты переживаешь, но не чувствуешь. И главное – ты продолжаешь бежать.

Эмоциональная нечувствительность и жизнь «на поверхности сознания» характерны для ПТСР и других травматических расстройств и препятствуют переживанию удовольствия и радости жизни (9, 70).