И я уверена, что у вас получится, – получится вместо привычного стыда, раздражения и гнева найти в себе возможность для сопереживания, принятия и доброты. Вместо привычного отвержения, до боли знакомого ребенку, которым вы были, подарить ему другой конец его истории, в котором он сможет обрести защиту, поддержку и любовь.
Моя школьная жизнь не требовала от меня чрезвычайных усилий для адаптации, и я рада тому, что у маленькой Марины была возможность проявлять себя интеллектуально, чувствовать признание как сверстников, так и учителей, оказываться в центре внимания по приятным причинам – победам на олимпиадах, хорошо написанным контрольным работам, высоким оценкам, хорошей физической форме.
Но при этом все та же самая комбинация случайных факторов давала мне возможность распространять свою травму за пределы семьи через многочисленные романтические связи с парнями.
Мне нравилось, когда они меня отталкивали.
Мне нравилось, когда я отталкивала их.
Мне нравились эти гротескные, угловатые, подростковые качели тревожно-избегающей привязанности.
В школе я старалась держаться двоих мальчиков, К. и И., и одного из них я мучила с особой жесткостью. И. был моим одноклассником, у него была красивая фамилия, и в него были влюблены популярные девчонки из нашей школы. Кажется, последний факт лишь усиливал мое стремление причинить ему боль.
Мной он заинтересовался, когда мы стали соседями по парте на литературе и он прочитал одну из моих заметок – уже тогда я любила писать тексты. Я помню, как притягивала и отталкивала его. Я помню, как он стоял на коленях и умолял меня о чем-то – наверное, о нежности. Я помню, как он отталкивал меня в ответ и я писала ему бесчисленные письма, сообщения, записки, лишь бы вернуть его в свою жизнь.
Декорациями нашей взаимно нездоровой связи была камчатская природа. Окруженные вулканами и Тихим океаном, мы разрушали друг друга своей нелюбовью.
Два моих самых деструктивных поступка в его отношении выглядели так:
1. Я предложила ему вести друг для друга дневники в течение недели и обменяться ими, чтобы якобы стать ближе. А затем я дала прочитать его дневник своим подругам, одной из которых этот мальчик очень нравился. И я знала это, но ничего не могла с собой поделать. Мне не хотелось причинять боль подруге; но желание причинить боль ему было сильнее. «Да ладно, не такой уж это и страшный поступок», – можете подумать вы. Но я напоминаю вам, что мы говорим о 15-летних подростках.
2. Этот пункт будет более суровым. Все лето после 10 класса (мы проводили его в разных уголках нашей страны) я писала ему романтичные письма, а затем, даже не попрощавшись, просто не вернулась на Камчатку. Я сбежала из своей семьи, своего дома, своего детства, прихватив с собой один чемодан, – и не взяла этого человека и его привязанность ко мне с собой.
Последний школьный год я провела в физматшколе при НГУ, и в этот год мальчиков в моей жизни стало в разы больше. Я даже не могу вспомнить их всех. Просто помню, что меняла их примерно раз в пару недель. И снова среди них были те, кто нравился моим подругам. И снова меня это не останавливало. И снова среди них были те, кто влюблялся в меня, – хорошие, приятные, достойные мальчишки. Романтичные ребята, предлагающие мне счастливое будущее со школьной скамьи. Но их симпатия только раззадоривала меня на аморальные поступки.
Когда я поступила в университет, мое саморазрушение, набрав высоту, полетело с космической скоростью…
Предполагалось, что оно будет стирать мою боль. Но оно стирало лишь меня.
Я была той, кто без раздумий изменяет и делает это снова и снова.
Я была той, с кем изменяют стихийно и одноразово.
Я была той, с кем изменяют постоянно.
Я была той самой девчонкой, которую так часто осуждает наше общество.
Это не доставляло мне радости, не повышало и не разрушало мою самооценку, нет; я словно просто не могла по-другому. Я словно должна была быть такой и делать это.
И я не могла это остановить. Я не могла на это повлиять. Это было неотвратимо – в молодости я начала платить ту самую высокую цену своей адаптации, за которую моя выжившая в детстве психика выставила счет.
Но моя «финансовая грамотность» – информированность о травме – была на нуле. Я пыталась убежать от этих долгов, я пыталась убежать из плена своей травмы, но побег лишь возвращал мне все это с высочайшими процентами.
Я начала пить. Отвратительно вела себя с соседками по общежитию, в котором жила на первых курсах университета. Они были вынуждены убирать за мной после моих неудачных экспериментов с дозами алкоголя. Мне было интересно, сколько вина я могу выпить за один раз. Сколько я вспомню наутро, а сколько забуду. Сколько окружающие меня люди смогут выдержать.