Она плакала. Старалась выплеснуть все то, что чудовищным грузом лежало на сердце: потеря любви, утрата последней надежды на счастье, а самое главное — тихая, но разрушительная боль от предательства. Эта боль рвала ее на части, причиняя нестерпимые страдания, становилась настолько острой, что каждый судорожный вдох давался с трудом.
Ира так отчаянно любила Тимура, но разве была в этом ее вина? Разве она заслужила такое наказание? Громов вытер о нее ноги. В очередной раз она поверила ему, а он опустил ее ниже плинтуса, растоптал и смешал с грязью ее достоинство. Романова и рада была бы возненавидеть его всею душой, но не могла — слишком бурно реагировала на все, что с ним связано, а в его объятиях и вовсе теряла голову. Как бы она ни хотела сделать ему больно, себе делала в разы больнее.
Ее попытка стать сильной с треском провалилась, потому что Тимур был намного сильнее ее. Ирина надеялась на то, что сумеет противостоять Громову. Глупо. Он постоянно играл разные роли: то холодный и мерзкий, то тёплый и нежный, а она оказалась беззащитна в своей любви. Не могла притворяться — он заставлял ее быть честной, обнажал настоящие чувства. И каждый раз она стояла перед ним будто голая, лишенная возможности скрыть самое интимное — свою душу.
Жалость к себе пересиливала все остальные эмоции, оставалось одно желание — сдохнуть, чтобы страдания поскорее закончились. Терпеть эту страшную боль становилось невыносимо. Появление образа Тимура, как вспышка молнии, разрезала сознание новой порцией рыданий. Слез было так много, что они душили. Ира нервно глотала, но они не кончались, текли сплошным потоком, мешая нормально дышать.
Снова и снова прокручивая в голове последний разговор с Громовым, она все больше уверялась в том, что это конец: он больше никогда не захочет видеть ее, она сама во всем виновата — разрушила то немногое, что было между ними. Тим плюнул ей в душу, но сердце все равно продолжало любить его, вопреки всему и несмотря ни на что.
Как было бы просто пойти к нему и извиниться за свои резкие слова, но Романова знала, что не простит, лишь посмеется над ней, а еще одного унижения она просто не вынесет. Да и не нужно Тимуру все это, у него есть Карина — молодая красивая, а она… А она должна соскрести себя с пола и научиться как-то жить дальше. Сама. Без него.
Отчаяние разрушало ее изнутри, руки и ноги дрожали. Они стали настолько ледяные, что Ирина их почти не чувствовала. Не справляясь с потоком слез и соплей, она начала захлебываться. Надрывный кашель раздирал глотку, не давая даже вздохнуть.
Сердце громко бухало в груди, а тело Иры охватил озноб, настолько крупный, что слышно было, как стучат зубы. Она старалась дышать глубоко, но у нее не получалось. От недостатка кислорода в глазах потемнело, а легкие горели огнем. Романова понимала, что медленно умирает, но ничего не могла с этим поделать. Еще чуть-чуть, буквально несколько секунд, и ее больше не станет. «Так даже лучше, для всех…» — подумала она, продолжая задыхаться и громко кашлять, но уже смирившись со своей участью.
Услышав непонятный звук, Инга без стука вошла в помещение и, увидев Ирину, лежащую на полу, сразу же бросилась к ней.
— Ира! Ира, ты чего? — Томилина опустилась перед ней на колени и попыталась привести ее в чувство.
Романова смотрела на Ингу полными ужаса глазами, из последних сил хватаясь за ее руки. Она пыталась что-то сказать, но из горла вырывались лишь сдавленные хрипы.
— Я сейчас, — пообещала девушка и, оставив подругу на полу, выбежала из ванной.
Тула. Городская клиническая больница № 7
Таня вошла в кабинет и тихонько прикрыла за собой дверь. Настольная лампа тускло освещала небольшое пространство. Дымов спал на диване, верхние пуговицы форменной рубашки были расстегнуты, а галстук лежал на спинке.
Опершись головой о стену, Куликова невольно сравнила своих мужчин — уже бывшего и настоящего.
Отношения со Стасом закрутились внезапно, он ворвался в ее жизнь без объявления войны и бесцеремонно оккупировал сердце. Все было настолько ярко и безумно, будто они неслись по горной реке с огромной скоростью, не зная, когда нарвутся на острый торчащий камень или рухнут вниз вместе с водопадом.
Жизнь с Петей, напротив, — тихая гавань, практически отсутствие течения, и лишь легкие покачивания воды изредка нарушали их спокойствие. Предсказуемость в каждом действии или слове — Таня знала наперед, что он скажет, могла с точностью спрогнозировать его реакцию. И даже не потому, что они были женаты почти двадцать лет. Так повелось с самого начала: обычное знакомство, банальные ухаживания, все по стандартной схеме, заезженному шаблону.
Дымов и Куликов разительно отличались характерами. Стас — властный, грубый и даже опасный — привык быть один, как волк. Петр же, наоборот — мягкий и спокойный — требовал к себе много внимания, заботы и ласки, чем и щедро делился взамен, как верный пес. «Да уж, верный…» — усмехнулась Куликова собственным мыслям.