В побежденной Германии

Один поляк, житель этого города, рассказал мне, что в лесу, в семи километрах от города у немцев была база горючего. Рассказчик посажен в автомашину и едет со мною. Там я нахожу не только то, что искал, но и многое другое: в лесу было пятнадцать тысяч двухсотлитровых бочек под горючее; в районе кирпичного завода стояли двести легковых, новых автомашин и около сотни двухтонных «Оппелей», только что сгруженных с платформы.

В семь часов утра докладываю о результатах генералу.

Одновременно сообщаю ему, что город полон скота, брошенного убежавшим населением, что на мясокомбинате три или четыре сотни свиней и столько же свиных туш в холодильнике и что… по дорогам на восток устремились десятки тысяч русских людей, бывших в гитлеровской неволе и освобожденных нашими войсками.

После доклада получаю новое задание: выехать навстречу автоколоннам с горючим и довести их до места слива, взять людей из авторемонтного восстановительного батальона и организовать немедленное освоение трофейных машин.

Еду выполнять.

В город я возвращался через день и буквально не мог найти дорогу к своей квартире; так до неузнаваемости изменился город. Кругом все пылало, по городу шныряли сотни солдат, офицеров, репатриантов, таща из квартир одежду, обувь, патефоны, радио-приемники. Тысячи людей рылись по опустевшим квартирам, выбирая нужное для себя, как в гигантском универсальном магазине.

Сигналом к пожарам послужил приказ командующего войсками: сжечь тот дом, из которого женщиной в день занятия города, из окна был сделан выстрел в проходивших русских солдат. Ее не нашли, а дом зажгли. Через сутки горел весь город. От него пожары перекинулись дальше и всюду, куда доставал взор, были видны зарева пожарищ от горевших сел и городов. И это продолжалось даже тогда, когда линия фронта была на Одере и наши войска уже зацепились за его левый берег.

В основном до Одера все немецкое население убежало на западную сторону этой реки и на занятой нами территории немцев было не более тридцати процентов. Вот эти тридцать процентов и расплатились за все гитлеровские злодеяния, за всю нацистскую систему. Эти тридцать процентов населения во всей полноте почувствовали на себе результат непрерывного воздействия на возбужденные кровью мозги солдатской массы статей Эренбурга, результат попустительства сталинских генералов.

От восточных границ до Одера — все немецкие пылающие села и города были наполнены тыловыми частями и отставшими строевыми подразделениями, а также и дезертирами.

И не передовая линия, а вот эти «отважные» товарищи тыловики творили чудовищные дела на занятой территории.

Вот приемная генерала. Тут начальники отделов, отделений, госпиталей, командиры тыловых частей, заместители командиров дивизий.

Вполголоса рассказываются последние события дня: заместитель по политической части отдельного автомобильного батальона рассказывает о том, что сегодня, когда он утром шел в парковую роту, он увидел труп изнасилованной немки, около которой лежали двое детей, при чем у девочки живот распорот до половых органов.

Полковник, начальник ветеринарного отдела, рассказывает, как он вчера в одном селе проводил расквартирование ветеринарного лазарета и организовывал сборный пункт трофейных лошадей. Ему захотелось лить и он заходит в дом к немцам, В комнате немка, у которой он на русском языке просит дать воды. Испуганная немка не может его понять, а он сердится. Вдруг немку что-то осенило и она предлагает половнику ложиться на кровать.

— Сразу видно, что русский Иван уже «научил», — заключает полковник.

Вот командир-майор. Он под все эти безобразия хочет подсунуть какое-то идеологическое основание, найти скрытый смысл «торжества великой мести» и в соответствующем духе он описывает ряд совершенных насилий:

— Товарищи! Меня очень заинтересовал один факт. Я тоже, как и все, думал, что это просто делает или вредный нам элемент, или просто разнуздавшийся человек— зверь. Нет! Здесь, во всех этих делах, кроется другое. Захожу в один дом. В этом доме семь немецких девушек и одна из них лежит на постели, беззвучно вздрагивая от рыданий. Девушки прижались друг к другу и испуганно смотрят на меня. Я с ними здороваюсь и разговариваю по-немецки. Выясняю, что здесь, в этом доме, сегодня ночевало пятнадцать наших солдат и они поочередно изнасиловали вот эту рыдающую девушку. Спрашиваю других девушек: «а вас насиловали?» Отвечают: «нет». Спрашивается, что же тут такое? Почему из семи девушек наши солдаты изнасиловали только одну при таком богатом выборе? Ведь просто физически противно второму, третьему прикасаться к этой девушке. Вот и подумайте хорошенько над этим фактом. Вы увидите, что это не просто зверство. Здесь на лицо месть.

Этот командир был сторонником Ильи Эренбурга.

Начальник госпиталя легко раненых рассказывает о том, что в том месте, где расположен его госпиталь, осталось очень мало немок, легко раненых же очень много. Чтобы установить какой либо «порядок», раненые офицеры и солдаты устроили билеты и сказали немкам, что на каждую из них выписано по десяти билетов.