В побежденной Германии

Много навредила достоинству русского солдата, русской армии пропаганда Эренбурга, провозгласившего, что воин красной армии не только мститель, но и судья, что для воина красной армии нет ничего приятней, как труп врага.

Мне вспоминается далекий декабрь 1942 года, когда почти без боя сдались румынская и итальянская армии; десятки тысяч пленных под конвоем направили в глубокий тыл страны. И их путь был устлан трупами, замерзших и расстрелянных конвоирами. Тогда же хотелось сказать Сталину — как вы, Сталин, такой пропагандист гуманности, думаете скрыть эти факты. Или вы думаете, что никто из плененных красной армией никогда никому не расскажет об ужасах советского плена, не расскажет о том, как тысячи военнопленных погибали от голода и истощения от нечеловеческих условий работы? Ведь вы — учитель Гитлера и такой же враг всего живого, как и Гитлер.

* * *

Город Н. почти освобожден, немцы стараются удержать его западную окраину. Я стою около кучки генералов, тут и члены военного совета, и начальники политотделов, и начальники КРО СМЕРШ.

Через наши головы со свистом и воем проносятся вражеские снаряды.

Иногда разрывается матушка старушка — шрапнель.

Город в огне. Население забилось в подвалы. По квартирам рыщут сотни отставших солдат и офицеров, очищают гардеробы, буфеты и кладовые спрятавшихся жителей. Шоферы и адъютанты собравшихся генералов тоже в поисках «трофеев».

Вдруг один генерал, начальник политотдела, подзывает к себе привезенных с собой офицеров и дает им какую-то команду; то-же делают и другие генералы.

Десяток офицеров устремляется в разные улицы, выходящие на нашу площадь, и через полчаса у ближайшего магазина начинают собирать мародеров. У них отбирают чемоданы, узлы, пакеты, и все это сваливают в магазин, а всех задержанных концентрируют во дворе этого здания. Их набралось человек сто пятьдесят.

— В штрафную роту и сейчас же в бой: — дает команду генерал, начальник политотдела. Задержанных уводят.

Генералы довольные начинают расходиться.

— Эй, Митя! — кричит шоферу генерал, член военного совета — А-ну-ка обойдем. С шофером они идут осматривать магазины.

— А ну-ка, Митя, забери вот это, — указывает генерал на дамские туфли и платья. И его машина этим добром нагружается до отказа.

Я смотрю и спрашиваю себя — кто же здесь больше мародер? или солдат, использующий возможность награбить пять килограмм для посылки, или этот сталинский опричник? Откуда это разложение? Это разложение от генерала, забывшего честь, от его офицера, дающего пример солдату. Ведь все равно через день, через два, через неделю, несмотря на то, что это сделано в узком кругу, от этого Мити будут знать, что сегодня сделал генерал. Другие постараются не отстать от него. И здесь уже, несмотря на то, что всеми силами старались удержать солдат от мародерства, ничего не спасло имущества мирных жителей от разграбления.

Там, где прошла красная армия, вы ни в одной квартире не увидите целой двери, целого гардероба, целого письменного стола. Они все вскрыты, взломаны штыком, ломом и каблуком.

* * *

Мною получено задание в городе Н. найти квартиру для генерала.

На одной их тихих улиц цветущего пригорода, я нахожу очень хороший и удобный дом. В доме жители. Я им объясняю, что дом их будет занят. Они поспешно начинают убирать свои вещи и обстановку. Памятуя о том, что есть строжайший приказ военнослужащим ничего не брать у мирных жителей и с корректностью относится к ним, я предупредил домовладельцев, что им нечего бояться за свое имущество, а так как через два часа квартира должна быть освобождена, то я просил их собрать в одну комнату все, что они считают нужным, и закрыть эту комнату на замок. Одновременно предупреждаю, чтобы через два часа никого их тут не было. Я дал им честное слово русского офицера, что все будет невредимо и сохранно. Благодарные хозяева быстро собрали в одну комнату кое-какие вещи и удалились, предварительно приведя квартиру в идеальный порядок. Обычная квартира среднего немецкого обывателя, много комфорта. Через два часа приезжает генерал. Квартирой он остался доволен, хозяева с собой ничего не взяли и перебрались к знакомым на другую улицу.

На другой день я был поражен и возмущен поступком генерала: в обед в квартиру приходят представители из полевой конторы государственного банка и забирают из нее все серебро, которого было килограмм 20. Это было старинное серебро в виде ваз, тарелок, ножей, вилок, подсвечников. Темный цвет серебра говорил о его древности и о том, что это серебро передавалось из поколения в поколение.

— Товарищ генерал! Я же хозяевам дал слово русского офицера, что у них не будет ничего тронуто. Как же это так?

— Ну и напрасно разбрасываетесь своими словами, раздраженно ответил тот. Серебро взяли, а на следующий день его ординарец, шоферы и повар хозяйничали во всем доме, выбирая для себя все, что им приглянется.

Опять. началась до Одерская лихорадка мародерства, грабежа и насилий. И это продолжалось до полной капитуляции Германии, продолжается и сейчас, толь-то принимая другие формы.