В подполье можно встретить только крыс…

Через три-четыре дня он возвратил мой экземпляр. От письма — и от содержания и от стиля — был в восторге, хвалил взахлеб. При этом сказал такое: «И это не только мое мнение. Я дал на одну ночь своему знакомому, доктору экономических наук, так он, возвращая, сказал, что не спал всю ночь. Начал читать и понял, что такую работу надо иметь в собственной библиотеке. Взял машинку, заложил в нее десять экземпляров и за ночь переписал. Один экземпляр и мне в презент принес».

— Что же вы наделали, Сергей Петрович? Ведь это же вы в «самиздат» пустили. Значит, лишили меня возможности припереть журнал к стенке. Теперь, как только им станет известно, что письмо гуляет в «самиздате», они схватятся за это и откажут мне в публикации.

— Ой, простите, Петр Григорьевич, я совсем забыл об этом. Но я сейчас пойду к этому доктору, и мы все соберем.

Дня через два Сергей Петрович сообщил, что все экземпляры размноженного доктором письма собраны. А еще через несколько дней я получил письмо из Арзамаса. Полковник запаса писал, что ему попалось мое письмо в редакцию журнала «Вопросы истории КПСС». Он прочел и потрясен. Ко мне у него лишь один вопрос — писал ли я такое письмо? Не фальшивка ли это, созданная каким-либо империалистическим разведывательным центром?

Я ответил, что писал такое письмо, но направил его только адресату. Каким образом письмо могло попасть к вам, не могу даже предположить. Отвечать за содержание мною не проверенного и не подписанного письма не могу. В ответ получил открытку без подписи и обратного адреса, на которой было написано всего три слова: «Спасибо за письмо». За какое? За то, которым я ответил полковнику, или за то, что писал в редакцию? Это навсегда останется для меня загадкой. Загадка и то, каким путем мое письмо вышло в «самиздат». Не верить Сергею Петровичу я не могу. Я убежден, что если он сказал: «Все экземпляры собраны», — то они действительно собраны. Но остается неясным: не снял ли кто-нибудь копии с экземпляра, отпечатанного доктором, прежде чем возвратить этот экземпляр. Хотя, конечно, возможно, что утечка произошла и из редакции. Таких случаев в практике «самиздата» было сколько угодно. Либо утечка происходит произвольно, по инициативе кого-либо из сотрудников, либо ее организует сам редактор, чтобы закрыть дорогу нежелательной публикации. Кстати, отказ публиковать мое письмо был мотивирован именно «самиздатом». Вскоре после арзамасского письма позвонил редактор и сказал: «А письмо ваше все же писано на «самиздат». Ко мне уже четыре «самиздатских» копии поступили. Так что публиковать не будем. Мы «самиздат» не популяризируем. У нас не Китай, — едко-иронически добавил он, — мы обходимся без дацзыбао». У меня нет оснований подозревать его в сознательном использовании «самиздата» для закрытия дороги моему письму.

Пути в «самиздат» самые разнообразные. Все время, пока я жил и боролся в Советском Союзе, я не переставал поражаться чуду народного творчества — «самиздату». Каким образом материалы закрытого характера, явно не предназначенные для «самиздата», оказываются в нем? Как при почти полном отсутствии множительной техники «самиздатские» произведения в течение очень короткого времени расходятся по огромной территории и становятся достоянием множества людей?

Каких-то пять-шесть машинописных копий, вышедших от автора, превращаются в сотни и тысячи экземпляров, каждый из которых читается множеством людей. Никогда я не мог понять также, почему одно произведение сразу вспыхивает ярким пламенем, но потом довольно быстро угасает, а другое как бы разгорается потихонечку, но потом многие годы не сходит со сцены.

Но бывают и такие произведения, которые автор настойчиво толкает в свет. Несколько раз печатает и распространяет, а они бесследно исчезают. И это было бы понятно, если бы такое происходило только с произведениями бесталанными. Но очень часто исчезают бесспорно талантливые творения. «Самиздат» их почему-то не принимает. Однако бывает и так: произведение быстро изчезло, затем проходят месяцы и даже годы, и оно вдруг снова появляется и начинает жить второй, значительно более полнокровной жизнью. И уже полное чудо — реакция отторжения чужеродного «самиздату». КГБ неоднократно запускал в «самиздат» свои провокационные «творения». Многие из них выглядели вполне «самиздатскими» и по форме и по содержанию, но не было на моей памяти случая, чтобы КГБистский матерьяльчик удержался на «самиздатской» ниве, получил какое-то распространение.

Мое письмо «самиздат» принял исключительно гостеприимно. Оно распространилось не в одной Москве, пошло по стране. Не только с Волги (Арзамас) дошли сведения о нем, и из Новосибирска, из Ташкента, Алма-Аты, Симферополя, Владивостока, Харькова, Киева и даже с Чукотки.