Алексей Евграфович родился и вырос на многонациональном Северном Кавказе, с детства видел жестокое национальное угнетение малых народов, разжигаемую угнетателями национальную рознь и вражду, отвратительный великодержавный шовинизм. Жестоко страдая от того, что его нация выступает в роли угнетателя «инородцев», он как русский патриот решил посвятить всю свою жизнь борьбе за национальное равноправие, за дружбу народов.
«Малые и забытые» (название «самиздатской» статьи Костерина) знали его и любили. Когда бы я ни пришел к нему, у него почти всегда кто-то был, если не с Северного Кавказа, то из крымских татар или немцев Поволжья. Не опустела его квартира и после того, как в конце февраля он слег в больницу с жестоким инфарктом. Люди приходили, чтобы что-то принести для больного, минутку посидеть печально, сказать несколько слов сочувствия его жене. Приходил и я. И тоже сидел с тоской. Квартира, не наполненная его заразительным юношеским смехом, была пустой и неуютной. Пришел я и 17 марта 1967 года в день его семидесятидвухлетия.
Только вошел я в квартиру, Вера Ивановна — жена Алексея — сказала: «А я только хотела вам звонить. Алексею разрешили принять двух посетителей, и он просил, чтобы вы пришли со мной».
Однако когда мы вошли в палату, там уже было двое — крымские татары. Как они туда попали, это их секрет. Во всяком случае нам с Верой Ивановной они не помешали. Пропуска нас ожидали.
— Вот они и пойдут за меня, — сказал Алексей, показывая на нас, как только мы вошли в палату. — Петро, — обратился он ко мне, — ты смог бы пойти к ним? — показал он на татар. — Им обязательно хочется банкет в честь моего дня рождения устроить. Я думаю, что ты смог бы им сказать, что им делать дальше.
— Я же не готовился, — усомнился я.
— Ну что тебе готовиться? Сколько раз мы с тобой об этом говорили. Скажешь экспромтом.
— Ну, ладно! Семь бед — один ответ. Койку мне в психушке все равно берегут.
И вот мы в банкетном зале ресторана гостиницы «Алтай». Около двухсот пятидесяти человек крымских татар со всех районов их расселения, представляющих весь крымско-татарский народ, собрались в этом зале. Меня в то время знали лишь отдельные крымские татары. Среди присутствующих, кажется, не было ни одного из них. Поэтому ведущий очень долго меня нахваливал, напирая на мое бывшее генеральство и на то, что я ближайший друг Костерина. Наконец он закончил и заговорил я.
«Скоро, — сказал я, — исполнится четверть века с тех пор, как ваш народ был выброшен из собственных жилищ, изгнан из земли своих предков и загнан в резервации, в такие условия, в которых гибель всей крымско-татарской нации казалась неизбежной. Но выносливый и трудолюбивый народ преодолел все и выжил назло своим недругам.
Потеряв сорок шесть процентов своего состава, он начал постепенно набирать силы и вступать в борьбу за свои национальные и человеческие права.
Эта борьба привела к некоторым успехам: снят режим ссыльнопоселенцев и произведена политическая реабилитация народа. Правда, последнее сделано с оговорками, значительно обесценивающими этот факт, и, главное, кулуарно — широкие массы советского народа, которые в свое время были широко информированы о том, что крымские татары «продали» Крым, так и не узнали, что эта продажа — вымысел чистейшей воды. Но хуже всего то, что указом о политической реабилитации одновременно, так сказать, походя узаконена ликвидация крымско-татарской нации. Теперь нет, оказывается, крымских татар, а есть татары, ранее проживавшие в Крыму.
Один этот факт может служить убедительнейшим доказательством того, что ваша борьба не только не достигла цели, но и в известном смысле привела к движению назад. Репрессиям вы подвергались как крымские татары, а после «политической реабилитации» оказалось, что такой нации и на свете нет.
Нация исчезла. А вот дискриминация осталась. Преступлений, за которые вас изгнали из Крыма, вы не совершали, а возвратиться в Крым вам нельзя.
На каком основании ваш народ ставят в столь неравноправное положение?! Статья 123 Конституции СССР гласит: «Какое бы то ни было прямое или косвенное ограничение прав… граждан в зависимости от их расовой или национальной принадлежности… — карается законом».
Таким образом,