В подполье можно встретить только крыс…

«Разоблачения» С. Липавского имеют еще и частную цель: оклеветать еще двух членов Группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений — Владимира Слепака и Анатолия Щаранского. Последний в письме С. Липавского прямо назван агентом ЦРУ. И хотя оба эти заявления абсолютно безосновательны, меня они очень взволновали. Я почувствовал, что по крайней мере в отношении А. Щаранского готовится арест. Я прервал свою загородную работу над «Буднями» и к вечеру 8 марта был в Москве. 9-го разыскал по телефону Щаранского. Он был у Владимира Слепака. Предложил встретиться. Анатолий дал согласие придти ко мне, но при этом добавил: «Если вас, конечно, не смущает мой „хвост“. Он у меня сейчас очень большой». Я ответил в том смысле, что к «хвостам» привык, даже к собственным. Договорились о времени встречи.

Чувствую, время приближается. Подхожу к окну и смотрю на дорожку, ведущую к моему подъезду. Вскоре на ней показалась плотная группа людей. Среди них глаз сразу выделяет А. Щаранского и В. Слепака. Иду и открываю дверь на лестничную клетку. Люди приближаются. Подходя к двери, Анатолий шутит: «Петр Григорьевич! Здесь сопровождающие двух категорий — мои и чужие. Моих впускать, остальных не надо!» И он, пропустив в дверь Владимира Слепака и Захара Тэскера, вошел и захлопнул дверь. Перед дверью остались двое.

— А где же вы третьего потеряли? — спросил я. — На улице вас, вроде бы, шестеро было.

— Нет! — возразил Толя, — нас было семь, не считая тех, что в двух машинах остались. Тe двое, что шли за нами, и те, что в машинах, ведут теперь наружное наблюдение за домом.

Просидели мы часа два. Шла обычная дружеская беседа, но меня не оставляло чувство тихой тоски. Такое чувство, какое бывает, когда прощаешься с дорогим человеком и не знаешь, придется ли встретиться когда-нибудь. Угроза ареста Анатолия Щаранского, мой солидный возраст и далеко не блестящее здоровье, наводят на мысль, что наша сегодняшняя встреча может оказаться последней в нашей жизни. Расходиться никому не хотелось, но… И вот, я снова открываю дверь на лестничную клетку. Тe двое по-прежнему перед дверью.

Я смотрю, как выходят, быть может, в последний раз в жизни на моих глазах дорогие мне люди. И сердце мое заполняет, рядом с болью, отвращение и гнев. Тe двое нагло смотрят на моих друзей, стоя у них на пути так, что приходится проходить буквально впритирку. И как только мои друзья проходят, те «лбы» пристраиваются за ними вплотную. Дрожа от сдерживаемого гнева, закрываю дверь и снова иду к окну. Вижу, какой-то тип помчался по дорожке на улицу Льва Толстого. Вскоре из подъезда выходят мои друзья. Сопровождающих с ними уже трое. Плотной группой шестеро движутся к улице Льва Толстого.

Иду к другому окну, в столовую, откуда просматривается та улица. Вижу, как разворачиваются, вопреки правилам уличного движения, наезжая на тротуары, две легковые машины. В каждой двое — водитель и пассажир. Тот тип, что бежал по дорожке, стоит и наблюдает за разворачиванием машин и поглядывает на подходящую «шестерку».

Я смотрел вслед моим друзьям, пока они не скрылись. Сопровождающие по-прежнему шли вплотную. Не отставали и автомашины, хотя для этого им приходилось грубо нарушать правила уличного движения.

И думалось мне: Бедный мой народ! Как же тебя грабят! Лишают возможности общаться с лучшими сынами твоими. И средств, которые отнимают у тебя же, для этого не жалеют. Ну, вот сейчас: сам я видел двух, и еще двух, и четырех в двух автомашинах. Всего, значит, восемь. А если перевести на сутки, да учесть выходные, то, значит, надо помножить на четыре. У них же семичасовой рабочий день. Следовательно, не восемь, а ТРИДЦАТЬ ДВА ЧЕЛОВЕКА НАБЛЮДАЮТ ЗА МОИМИ ДРУЗЬЯМИ. И если даже это наблюдение не только за А. Щаранским, но и за В. Слепаком, то и в этом случае по 16 человек на одного. Сколько это в деньгах? Наверное, немало. Ведь это же не тунеядцы, а «ответственные работники». Расход, явно не на бедную страну рассчитанный. Поэтому — БОГАТЕЙ, СТРАНА! БОГАТЕЙ БЫСТРЕЕ! У ТЕБЯ МНОГО ОТВЕТСТВЕННЫХ РАБОТНИКОВ, не сомневайся, БУДЕТ ЕЩЕ БОЛЬШЕ.

Следующее утро началось со звонка в дверь. Принесли телеграмму: «Ежедневно таскают допросы. Жду ареста». Пишет женщина, муж которой, уехав в командировку на Запад, не вернулся. За это «преступление» мужа, ее лишили материнских прав и полтора года продержали в лагере (была приговорена к четырем годам, но в связи с Международным годом женщин амнистирована). Теперь вот навис новый арест. За что? Можно даже и не спрашивать. Это судьба очень многих из тех, кто уже репрессировался по политическим мотивам. Найдут за что. Даже если ты сидишь тише мыши. Ну, а если ты еще и жалуешься на что-то или обижаешься на безосновательное осуждение в прошлом и насильственное разлучение с грудным ребенком, то лагеря просто не избежать.