В подполье встретишь только крыс

Во второй половине января начинаются аресты. Среди арестованных мои новые друзья: Добровольский, Лашкова, Гинзбург, Галансков; Володя Буковский организует демонстрацию в их защиту. Арестовывают и демонстрантов, в том числе и Буковского, а я продолжаю беседовать, ничего не зная об этом. И когда, наконец, узнал, растерялся: что делать, чем помочь? И ответа не нашел. Нет, я не испугался. Почувствовал страшную боль и… пустоту. Я видел каждого из этих мальчиков, представлял их в тюрьме. И это было очень тяжко. Что-то надо было делать. А что – я не знал. И не научился у новых моих друзей. По тем коротким отрывочным разговорам с Володей и Аликом я смутно догадывался, что они люди иные, чем я. Но в чем эта разница, я не представлял.

Теперь я это хорошо знаю. Спустя 10 лет в книге «Наши будни» я писал о своих друзьях, которых на западе прозвали «диссидентами», что они не организация, что у них нет вождей, т. к. «каждый из них ЛИЧНОСТЬ». Никто не организует их работу, не учит, как действовать, не вовлекает в движение. Каждый, кто чувствует себя личностью, кто хочет быть личностью, кто не хочет самоуничтожиться, подчиняясь произволу властей, вливается в движение и делает сам, по собственной инициативе, по внутреннему зову то, что считает необходимым для защиты личности.

Годом позже В. Буковский, независимо от меня, обратился к этому же вопросу В книге «И возвращается ветер…» он пишет, что уже в то время, когда мы с ним только познакомились, он твердо знал, что «ни атомные бомбы, ни кровавые диктатуры, ни теории „сдерживания“ или „конвергенции“ не спасут демократию. Нам, родившимся и выросшим в атмосфере террора, известно только одно средство – позиция гражданина» (стр. 223).

Буковский анализирует психологию толпы и отдельной личности в экстремальной ситуации и приходит к выводу, что толпа в интересах самосохранения может распасться на группки и так искать спасения, хотя бы для части своего состава. Это и губит толпу. Иное дело отдельный человек, человек-личность. «Он не может пожертвовать своей частью, не может разделиться, распасться и все-таки жить. Отступать ему больше некуда и инстинкт самосохранения толкает его на крайность – он предпочитает физическую смерть духовной». Отсюда и разница в психологии.

– Почему именно я? – спрашивает себя каждый в толпе. – Я один ничего не сделаю.

И все они пропали.

– Если не я, то кто? – спрашивает себя человек, прижатый к стенке.

И спасает всех.

Я в те времена уже не был человеком из толпы. Я уже спрашивал себя: «Если не я, то кто?» Я уже предпочитал физическую смерть духовной. И все же я еще не порвал окончательно с психологией толпы. Того, что я написал через 10 лет о ненужности «организации» и вождей, о добровольном взаимодействии личностей, в то время я еще не сознавал. Буковский же сознавал и это. Он пишет о том времени.

«Трудно сейчас вспомнить все, что мы делали тогда. Зарождалось то удивительное содружество, впоследствии названное „движением“, где не было руководителей и руководимых, не распределялись роли, никого не втягивали и не агитировали. Но, при полном отсутствии организационных форм, деятельность этого содружества была поразительно слаженной. Со стороны непонятно, как это происходит. КГБ по старинке искал все лидеров да заговоры, тайники и конспиративные квартиры и каждый раз, арестовав очередного „лидера“, с удивлением обнаруживал, что движение от этого не ослабло, а часто усилилось».

Буковский сравнивает работу этого содружества с работой клеток мозга и пчелиного роя. Я не знаю, что из этих сравнений удачнее, но свидетельствую, что сам неоднократно останавливался пораженный чудом устойчивости нашего неорганизованного добровольного содружества. Но в то время я этой силы еще не видел и не понимал. Я видел Володю, Алика, Лашкову, подозревал наличие у них какой-то организации. Содружества личностей я не видел и не понимал, что присоединиться к нему я могу лишь сам и только своей работой. Я по старой психологии ждал указаний и в душе даже обижался, что была демонстрация, а мне о ней даже не сказали. Поэтому и получилось, что, познакомившись с Володей, Аликом, Юрой… я делом с ними тогда не слился. Это пришло потом, постепенно.

А пока я продолжал посещать Алексея Евграфовича и Писарева, устраивал свои личные дела и почитывал «самиздат».