В погоне за Дейзи(ЛП)

— Хорошо, — бубню я с полным ртом.

— Спокойной ночи. — Он выходит из столовой.

Никаких вопросов о том, чем я занималась, какие планы на будущее, как у меня дела… Но, наверное, ему уже все это известно. С него сталось бы отрядить своих лакеев следить за мной с самого отъезда из Нью-Йорка.

Мы с мамой молча доедаем, а потом я говорю, что пойду на прогулку. Мама тут же хочет отрядить со мной телохранителя, но я ускользаю, прежде чем она успевает его найти. Конечно, больше всего ее беспокоит то, что скажет отец, если узнает, что она отпустила меня одну.

Беру легкий бежевый пиджак от «Френч Коннекшн» и не дизайнерскую сумку, захожу в лифт, вставляю ключ-карту от пентхауса в щель, и лифт без остановок спускается в вестибюль, даже если на этажах его ждут другие люди. Барни спешит открыть дверь, оглядываясь в поисках моего телохранителя и не находя его.

— Я иду одна, спасибо, Барни, — говорю я и, не дожидаясь ответа, быстро выхожу на Пятую авеню и иду в сторону центра.

Вечер воскресенья, но Нью-Йорк никогда не спит, и то тут, то там раздается гудение клаксонов. Без особой цели шагаю в сторону Таймс-сквер, желая оказаться в гуще света и звуков, чтобы избавиться от мучительных воспоминаний. Магазины здесь еще работают, а на тротуарах масса пешеходов. Крепко прижимаю к себе сумку и вливаюсь в толпу туристов, наслаждаясь анонимностью. Уже одиннадцать, но я ничуть не хочу спать из-за того, что вздремнула вечером, и теперь не знаю, куда податься. Бесцельно брожу по паре магазинов и наконец ухожу с шумной площади с яркими экранами, свернув на более тихую улицу. Вижу один из любимых клубов студенческих лет и, к своему изумлению, чувствую прилив ностальгии при виде очереди на вход. Раньше я бы подошла прямо к ее началу, и охрана тут же пропустила бы меня и моих хорошо одетых подруг. Интересно, чем девчонки сейчас занимаются? Последние три года я с ними не общалась, придя к выводу, что они просто пустышки с богатыми родителями, но во времена нашей дружбы об этом не думала.

Наконец, притомившись, отправляюсь обратно. Уже час ночи, и я с удивлением вижу свет в гостиной. Заглядываю туда и вижу, что на диване сидит мама. При виде меня она вскакивает.

— Еще не спишь? — задаю я глупый вопрос. Очевидно же, что нет.

— Да. Хотела…

Я киваю, желая, чтобы она продолжила.

— Ты благополучно вернулась, — наконец вымучивает она.

— Ага. Иду спать, — говорю я и, не дожидаясь ответа, иду по коридору к своей комнате.

Когда-то я любила маму. Уверена, так и было. В далеком детстве, до того, как перестала ее уважать за то, что она не ушла от отца. Сейчас она превратилась в покорную мышку, которая заикается и волнуется. Не знаю, почему он от нее не ушел, если на то пошло.

Когда в семь утра я просыпаюсь, отец уже уехал на работу. Я почти не спала, хотя легла в два с лишним. Немного почитала книгу, а потом все ворочалась, пытаясь ни о чем не думать.

Позже утром приходит Мартин. Я сижу на подоконнике в гостиной и любуюсь парком. Люди бегают…

— Смотрите-ка кто здесь…

От его вкрадчивого голоса по спине тут же проходит холодок. Поворачиваюсь лицом к адвокату.

— Здравствуйте, — холодно приветствую я его, оставаясь на месте.

— Ничего себе, как ты выросла. — Он смеривает меня сальным взглядом. Когда я не отвечаю, продолжает: — Твой отец сказал, что тебе нужны деньги на покупки. Хочешь что-то особенное?

— Нет, как обычно.

— Хорошо.

Он подходит и вручает мне дорогой красный клатч от «Эрмес». Что случилось с обычными конвертами? Заглядываю внутрь: пачка стодолларовых купюр и кредитка.

— А помельче денег нет? — спрашиваю я, вытягивая одну сотенную.

Мартин настороженно смотрит на меня и лукаво улыбается:

— А, это шутка такая.

— Вообще-то, нет.

Он снова смеется и отворачивается.

— Что ж, веселись. Может, потом устроишь для меня маленький показ мод.

Прикусываю язык и еле сдерживаюсь, чтобы не пнуть отцовского подхалима промеж ног, пока он, похихикивая, идет к двери.

Смотрю на клатч и чувствую себя опустошенной. Но больше заняться нечем. С тем же успехом можно отвлечься на поход по магазинам.

«Прада», «Шанель», «Дольче энд Габбана», «Донна Каран»… Раньше мне нравилось ходить по этим бутикам с подружками и тратить отцовские денежки.

Арнольд, один из семейных телохранителей, ждет на улице, пока я перебираю вешалки, с ужасом замечая, что продавцы, как ястребы, следят за каждым моим движением. Выбираю несколько вещей и даже не утруждаюсь примеркой — кто-нибудь из слуг вернет их в магазин, если не подойдут.

Ловлю себя на этой мысли и на секунду останавливаюсь. Накатывает грусть. Не могу поверить, как быстро я возвращаюсь к прежней жизни, которую презираю. Но она помогает забыться. При воспоминании о смешной, доброй, милой Холли на глаза наворачиваются слезы. «Она ведь солгала мне про Саймона», — думаю я, и сердце каменеет. Продолжаю перебирать шмотки.

               * * * * *