Я стоял, смотрел на ее спину, хрупкие плечи, вздрагивающие после каждого всхлипа, голову, склоненную книзу, и не знал, что делать. Я виноват в том, что оставил ее одну. В том, что мы сейчас не вместе. В том, что сделал ей больно. И всегда будут корить себя за это.
Она сидела на большом белом диване, подобрав под себя ноги. Подойдя, я сел сзади нее и, обняв, положил себе на колени.
– Не плачь – тебе так не идут слезы. – Сказал я, улыбнувшись. – Лучше скажи: ты упомянула о сне – что это означает?
Вытерев слезы, она посмотрела мне в глаза и ответила:
– Конечно, ты понимаешь, что мы с тобой разговариваем во сне. Но он не твой и не мой – это наш общий сон.
– И как он работает?
– Психофизический анализ ничего не подтвердил, но и не опроверг: наши уровни мышления различаются, а теперь и подавно. Биохимический показал только то, что нейро-импульсы протекают с одинаковой частотой, но скорости все равно разные. Но основная проблема заключается в том, что после переброски…
– Извини, что перебиваю, – сказал я, остановив ее поток научных размышлений, – но я уже долгое время не работаю с вашей научной братией, и дальше не хочу работать – мне своих чудиков хватает, которые не дают жить спокойно. Хотя кому я рассказываю, ты и так все сама видела. Так что давай ты перестанешь разговаривать как ученый и объяснишь все простыми словами.
Увидев, как она странно посмотрела на меня, я добавил:
– Да, да, я знаю, теперь из меня никудышный ученый. А ты продолжай.
– Эгхм, если кратко, то возможно, что именно после твоей переброски образовалась эта связь. Но это означает, что со мной все в порядке, а вот с тобой… Я бы не сказала, что тебе ударили лопатой по голове, но мозги точно развернулись. Сейчас мы на одной волне и не важно, кто приемник, а кто передатчик. А работает это просто: когда мы спим, образуется канал, связывающий наши сознания, поэтому мы можем видеть друг друга, разговаривать и прикасаться. – Произнесла она, обняв меня покрепче.
– А я смотрю, ты слишком много спишь. – Заметил я, улыбнувшись.
– А ты – нет. Ты засыпаешь только тогда, когда выпутываешься из переделок.
– Не хватало мне еще заснуть в это время.
– Ты вообще меня слышишь? – Спросила она, поднявшись. – Ты только и делаешь, что попадаешь в передряги с этой пятеркой.
– В Зоне и без них есть много мест, где погибнуть, как два пальца об асфальт. – Я попытался заступиться за клиентов.
– Не ври: до них ты меньше в переделки попадал. А лучше сказать, до нее. – Строго посмотрев на меня, произнесла она.
– Так вот оно что! Ты что же, ревнуешь меня к себе? – Улыбнувшись, заметил я.
– Я не ревную, просто именно из-за нее ты все это затеял.
– По-другому и быть не могло: если бы не она, я бы не стал помогать парням. Нет, они мне нравятся: Чип с Виком головастые, налету все схватывают, Торопыга болтать горазд и много вопросов задает, но любопытство, на самом деле, хорошая черта, а Цыган тихий, скромный парень, выполняет приказы беспрекословно. Но если бы не оказалось вместе с ними девчонки, я бы не решился отвести их в Припять. Ведь она – это же ты!
– Но все равно с ними нужно как можно быстрее распрощаться.
– Как только мы найдем лабораторию, я верну их в бар и мы с ними попрощаемся. Обещаю. – Я улыбнулся и поцеловал ее.
После мы еще долго болтали. Она рассказывала о своей жизни, о том, что с ней произошло, о том, что я пропустил за эти два года.
– Анютку с Димкой помнишь? Так вот, у них родился первенец, – счастливая говорила она, радуясь за свою подругу. – Женя, наконец, сделал предложение своей девушке, свадьба была год назад, а они до сих пор из медового месяца не вернулись. – Я улыбнулся вместе с ней.
Она еще говорила, и с каждым ее произнесенным словом мне хотелось провалиться сквозь землю, вырвать себе все волосы на голове, выть до скончания веков на Луну. Ведь она все это время была одна. Когда ее близкие и родные радовались, ей приходилось прятать в себе грусть и боль, каждый раз натягивая на лице улыбку. И вот наступил момент, когда она упомянула моих родителей.
– А твои родители все так же живут в своей квартире на Тверской – не стали перебираться в домик у речки, как хотела твоя мама, где есть баня, которую так хотел отец.
– Почему? – Спросил я, хотя и так знал ответ.
– Ты помнишь, они хотели отдать нам свою квартиру после свадьбы, чтобы внуки росли в большой квартире, и место было для бабушки с дедушкой, чтобы с ними понянчится. Либо мы к ним загород приезжали, оставляли детей с родителями, а сами гуляли с утра до самого вечера по лесу, купались в речке и лежали на поляне в тени деревьев. – Произнесла она, посмотрев на меня глазами, светящимися от счастья. Но, что-то вспомнив, отвернулась и произнесла тихим, холодным голосом: – Но теперь нет ни свадьбы, ни тебя.