В погоне за миражами

Куин склонил голову, чтобы прикоснуться к ее губам. Каприс бессильно лежала в его объятиях, пойманная в бездумье и апатии, сменивших экстаз. Сейчас она была так беззащитна! Он мог бы сделать с ней все что угодно — и она слепо повиновалась бы ему. Он привел ее к этому, чтобы дать ей больше того, что она знала прежде. Однако так он не станет ее брать. Никогда. Осторожно и нежно он уложил Каприс на кровать и прикрыл одеялом, оберегая от прохлады. Все ее чувства слишком перегружены наслаждением, слишком ленивы сейчас, чтобы следить за потребностями тела. Сейчас она очень остро ощущала бы жару и холод. И боль, и наслаждение — тоже.

— Ты в безопасности, — прошептал он, склоняясь над ней так близко, что его дыхание согрело ей губы.

— В безопасности.

Ее губы шевелились, но совершенно беззвучно. Мечта, которая никогда не станет явью. Даже в этом бездумном состоянии полного блаженства она это помнила.

Куин чуть отстранился и, не вставая с кровати, снял с себя всю одежду, кроме рубашки. А потом, так, в рубашке, и скользнул под одеяло и притянул ее к себе на грудь. Отведя волосы с ее лба, он взял Каприс за подбородок и повернул лицом к себе для поцелуя. Он нежно водил языком по ее губам, пока они не приоткрылись. Углубив поцелуй, он одним плавным движением соединился с ней. Его окружил влажный жар, маня, словно путника, пришедшего домой после долгого отсутствия.

Каприс с трудом открыла глаза.

— Наконец-то! — чуть слышно выдохнула она. — Я дождалась…

— Правда, дева-воительница?

Он приподнял бедра, доведя их слияние до конца.

Каприс ахнула от наслаждения и прижалась к нему. Ее руки обхватили его так, словно она боялась, как бы он не исчез.

— Как хорошо!

— Скоро будет еще лучше.

— Невозможно.

Куин улыбнулся, но глаза его сверкали страстью, казавшейся почти жестокой. У желания бывают стальные когти, оставляющие глубокие шрамы, но он принимал каждый удар неутоленной жажды, заставляя себя двигаться медленно, чтобы не затушить огня, который он в ней зажег. Он наблюдал за ее лицом, прислушивался к языку ее тела и давал ей то, о чем они его просили, — и больше того. Он ощущал, как одно за другим рвутся звенья цепи, приковывавшей его и его женщину к последним людским ограничениям. Его движения убыстрились, но Каприс не отставала, отдавая ему себя целиком.

— Моя! — хрипло вскрикнул он, сливаясь с ней одним мощным движением, на бесконечное мгновение осуществившим невозможное: они стали одним целым — единым телом, единой мыслью, единым чувством, единой душой.

Они принадлежали друг другу.

Каприс бессильно лежала у него на груди, прижавшись щекой к его сердцу, заключенная в его объятия. Сон манил, словно мягкий ветерок, обещая освежить и ободрить. Мгновение Каприс сопротивлялась. Она приподняла голову, все еще оставаясь в плену чувственной сети, которую он для нее соткал. Если бы ей не было так важно заговорить, она не смогла бы даже пошевелиться. Ее пальцы, прикоснувшиеся к его губам, дрожали, но она этого не заметила.

— Ты — волшебный, — едва слышно прошептала она. — Странно волшебный, таким не может быть ни один человек, принадлежащий к нашему миру. — Она попыталась прочесть выражение его лица, но усталость не дала ей этого сделать. — А я — тоже волшебная? — спросила она перед тем, как сон овладел ею — так же властно, как это делал Куин.

Обнимавшие ее руки сжались.

— В моей жизни меня звали по-разному, моя женщина, — ответил он, и его акцент стал вдруг очень заметным — такого он не допускал больше ни с кем. — Но вот волшебным — никогда. Я — простой человек с огромными желаниями, которые можешь удовлетворить лишь ты одна.

Он уложил ее поудобнее и натянул на них одеяло. Этой ночью сон придет как друг — благодаря Каприс.

Каприс просыпалась постепенно. Сначала она ощутила тяжесть обнимавшей ее руки, потом — жар мужского тела и, наконец, легкость в своем собственном теле. Она мягко улыбнулась, открывая глаза навстречу новому дню. Комната была сумрачной и прохладной — тихой гаванью, убежищем. Повернув голову, она посмотрела на лежащего рядом Куина. Она изучала его лицо, воспользовавшись редкой возможностью видеть его в состоянии покоя, не настороженного. Даже во время сна в нем чувствовалась сила. Ее удивила темная тень на его щеках, такая контрастная со светлыми волосами и глазами. Ее взгляд скользнул ниже и остановился на воротнике рубашки, обрамлявшем его шею. Она нахмурилась и протянула руку, чтобы дотронуться до нее — словно не могла поверить в ее реальность. Его пальцы сомкнулись вокруг ее запястья.

— Это неважно, — пробормотал он. Каприс подняла глаза, не скрывая любопытства:

— Но почему?

— У меня вся спина в шрамах.

Она взглянула на удержавшую ее руку.

— В таких же?

— Хуже, — бросил он.