В погоне за миражами

Киллиан оглянулся на Каприс.

— Что бы ты хотела, чтобы я сделал?

— Выясни, что происходит, — немедленно ответила Силк.

— Не могу.

Силк сощурила глаза:

— Как это надо понимать?

Памятуя о том, что может сделать — и уже сделала — его жена, чтобы помочь Каприс, Киллиан избрал честность.

— Куин ожидает серьезных неприятностей. У него на хвосте сидят старые враги, и он не хочет, чтобы Каприс оказалась в зоне боевых действий. Вот почему я так разъярился, когда ты оказалась в самолете. Мы прилетели прямо в заваруху. Мне надо было вывезти оттуда Каприс. А не привезти тебя на линию огня.

Силк посмотрела на него и прочла в его взгляде еще не забытый страх за нее и за Каприс. Она посмотрела на спящую сестру.

— Не вздумай ей рассказывать. Он взял с меня слово.

— Она старается этого не показывать, но ей очень больно. Каприс не из тех, кто может вступить в связь с мужчиной, не питая к нему никаких особых чувств. Я уверена, что она не оставила бы ребенка, если бы не любила его — даже сейчас. Ты же знаешь, как она жила до Куина. Она была занята только своей карьерой.

— Тебе ничего не исправить, Силк. — Он отвел непослушные кудри с ее щек. На лице его была необычайная нежность. — Когда он полетел за ней, я подумал, что он сможет сделать так, что у них все получится. Но риск оказался слишком велик, и он имел возможность наглядно увидеть, в какую опасность ее увлек. Я знаю, что бы чувствовал я, если бы речь шла о тебе. Я бы сделал то же, что сделал он. Другого выбора нет.

— Я бы последовала за тобой. Он слабо улыбнулся:

— Это бы не помогло. Я бы отталкивал тебя, пока ты не отступилась бы.

— Значит, по-твоему, он ее любит.

— Слишком сильно. Так же, как она любит его.

У Силк на глазах выступили слезы.

— Черт! Она заслуживает счастливого конца!

Киллиан притянул ее к себе.

— Мы с тобой его не устроим. Но мы можем любить ее. Это не то же самое, но по крайней мере она не будет так одинока, как он.

Куин смотрел на восходящее солнце со своего наблюдательного поста на небольшом холме позади лагерных строений. Ловушка была готова. Неподалеку от берега на волнах тихо покачивался кораблик. На его палубах сновали люди — крошечные муравьи, занятые одной общей целью. Вот-вот должна начаться охота. Заросли полны его сторонников, в море — враги. Пощады не будет. Его глаза решительно блеснули. Правила этой игры придумал не он. Ее начал Густав, но сегодня Куин положит ей конец — навсегда. Прежде чем день уступит место ночи, все долги будут возвращены.

— Похоже, он собирается высадиться с третьей группой, — негромко заметил его помощник, смотревший в бинокль.

— Густав всегда любил осторожничать.

Куин поднял руку в безмолвном сигнале. Его помощник аккуратно убрал бинокль и проверил свой пистолет.

— Длинная получилась дорога. Всегда была вероятность, что она закончится именно так. Только глупый человек остался бы так надолго.

Куин с улыбкой посмотрел на него: первый раз, когда он позволил себе искреннее веселье в своем новом образе.

— Это ты точно сказал: только глупый человек.

Его помощник секунду смотрел на него с возмущением, а потом ухмыльнулся. Его обычно серьезные глаза горели радостным предвкушением битвы. Он вырос в пустыне, где жизнь ценилась меньше, чем чайная ложка воды. Его предками были воины-кочевники, и сейчас ездившие на лошадях, выведенных для того, чтобы воевать и выигрывать.

— Увидимся в аду, друг мой, — засмеялся он, уползая на свою позицию.

Куин проводил его взглядом. Рядом с ним было десять человек, которым он привык доверять за эти годы. Как и он, они прошли суровую школу, получив уроки, ставшие редкостью в современном мире. И, как и он, они предпочли выйти из игры, чтобы продавать свою честь не тому, кто больше заплатит, а тому, в чью правоту они верят. Странная компания — ни общей национальности, ни общей политической системы, ни общего возраста. Единственное, что их объединяет, — это потребность оставаться свободными, жить, не оглядываясь. Такую жизнь они нашли на его острове, единственном доме, который большинство из них знало с того времени, как они перестали быть детьми. И теперь этому дому угрожал тот мир, что их создал. У них, как и у него, не было выбора: они должны сражаться так долго и так отчаянно, как только смогут.