В погоне за мощью. Технология, вооруженная сила и общество в XI-XX веках

Таким образом, война приобрела новый идеологический аспект. Брошенный законности существовавших правительств Европы и всего мира вызов Ленина был прямым и ясным. Марксистско-ленинское разъяснение о развязывании войны монополистическим капиталом, а также о необходимости и путях выхода из надвигавшейся катастрофы посредством обращения международной войны в классовую не могло быть легко проигнорировано. Лидеры социалистов и профсоюзов были обязаны определить свою позицию относительно призывов Ленина к революционным действиям, а столь быстро пришедшие к власти управленческие элиты повсеместно были встревожены возможностью вызванного призывами Ленина народного возмущения.

Германия ответила еще большей интенсификацией военных усилий. Вставшие в августе 1916 г. во главе армии Гинденбург и Людендорф уже начали осуществление всеобщей мобилизации. Они попросту отказались от прежней практики военного ведомства, предполагавшей увязывание общего процесса планирования с расчетом доступного в намечаемый месяц количества пороха. Взамен новое командование поставило во главу угла военные цели. Поставив задачи на достижение определенного объема военной продукции для проведения следующей кампании, они потребовали от промышленности невозможного прежде уровня поставок за счет масштабных сокращений в других областях экономической деятельности. Германия превратилась в гарнизон (полностью теоретически и в значительной мере на практике), в соответствии со стратегическими планами Верховного главнокомандования подчинив все нуждам армии.

«План Гинденбурга» на 1916 г. вначале был провозглашен в ответ на шумную кампанию Ллойд Джорджа по увеличению объема британского военного производства в 1915 г. Задачи зачастую ставились произвольно и без уделения внимания реальным возможностям. Словом, это отчасти было чистой пропагандой, каковой являлась и британская программа. Однако в Германии последствия перенапряжения при достижении поставленных сверхамбициозных задач были значительно более серьезными, нежели в Великобритании. Последствием наступившего вскоре перенапряжения стала нехватка угля, стали и транспорта, а продовольственный кризис приобрел характер катастрофы. К тому же возможности Германии по выправлению сложившегося положения были куда скромнее: британский флот лишил Берлин возможности компенсировать ошибки правительства закупками за рубежом. В то же время все недостатки планирования и производства, а также скудность собственных ресурсов Лондон и Париж покрывали старым проверенным способом обращения к мировому рынку. Соответственно, достигнутый германцами поистине большой успех в увеличении объема производства вооружений после 1916 г. уравновешивался постоянно возраставшим упадком национальной экономики в целом.

Когда План Гинденбурга был впервые провозглашен, никто ясно не представлял, что самыми могущественными ограничителями военных усилий станут людские, продовольственные и топливные ресурсы. В 1916 и 1917 гг. руководство стран, как и в начале войны, считало, что путем ужесточения приказов из гражданской экономики всегда можно выжать все требуемое. Власть была просто убеждена в этом, и обратный подход со стороны военных расценивался как пораженческий, а со стороны гражданских — как изменнический. Возглавлявший службу тыла и являвшийся вдохновляющей силой Верховного Главнокомандования Эрих Людендорф был убежден, что победа зависит от способности нации проявить требуемые волю и самопожертвование. Все остальное являлось производным от воли — а значит, единственной угрозой были малодушные гражданские (в особенности политики), способные в момент наивысшего напряжения войны нанести германской армии удар в спину.

Подобное восприятие уходило корнями вглубь прусской истории. Все предыдущие правители, включая Фридриха Великого, в момент кризиса получали все необходимое, безжалостно подчиняя частные интересы коллективным военным усилиям. Именно так Пруссия стала великой державой, и данность, что в в. для снабжения армии требовались гораздо более сложные производственные мощности, не изменила довлевший принцип. Генералы часто теряли терпение при виде постоянно возникавших и иногда препятствовавших четкому и своевременному выполнению поставленных ими задач финансовых требований и затруднений. Постоянно возраставшие нехватки практически во всех областях заставили генералов обращаться к крупным промышленникам за перестройкой экономики в военных целях. В итоге каждая сторона получала что хотела — больше вооружений для армии, больше прибыли для промышленников,[484] а также упрочнения профсоюзными лидерами своей власти над рабочими.