Читаем В погоне за призраком полностью

Уже более пяти минут ходил майор вдоль дороги, а из кустов не слышно было ни одного звука. Но вот в кустах зажегся фонарик, и стало очевидно, что там находится кто-то и, видимо, осматривает рацию, вмонтированную в кожух мотоцикла. Впрочем, об этом тоже можно было только догадываться-майор не мог предпринять ни малейшей попытки подсмотреть за врагом, чтобы не выдать себя.

Ершову казалось, что прошло уже очень много времени, когда наконец из кустарника раздался голос Жанбаева:

- Значит, кодировать будем по "Ворону"? Верно я понял?

Голос у Призрака был высокий, звучный, без малейшего акцента.

- Так точно! - поспешно ответил Ершов.

- Ваша работа по монтажу рации меня устраивает, - продолжал Жанбаев. (И, судя по тому, что голос его стал отчетливее, Ершов понял, что он вышел из гущи кустарника.) -А то, что я не показываюсь вам, пусть вас не смущает - таков стиль моей работы. Ну, а теперь ступайте назад пешком, дорогой коллега... Таир Александрович, - добавил он с неприятным смешком. - Так ведь, кажется?

- Так точно.

- Возвращайтесь к Аскару Джандербекову, а связь со мной будете держать по своей рации. Сеансы назначаю на двенадцать часов ночи. Может быть, я не смогу иногда вести передачу, но вы включайтесь ежедневно и будьте на приеме не менее получаса. Вам все понятно?

- Все.

- Разговор будем вести по новому коду. Мой позывной - Фрэнд, ваш - Комрад. Длина волны десять и тринадцать сотых. Задание вам следующее: узнавайте возможно подробнее, какие грузы идут со станции Перевальской на стройплощадку железной дороги. Не пытайтесь только подкупать Аскара и его двоюродного брата Темирбека. Это опасно: можете погубить все дело. Вам все ясно, Мухтаров?

- Так точно!

- Ну, тогда до свидания! Слышно стало, как зашуршали ветки, - видимо, Жанбаев выкатывал из кустов свой мотоцикл. Потом раздался стрекот мотора. Мотоцикл поработал немного на холостом ходу, затем Жанбаев включил скорость и уехал куда-то в поле, не зажигая света, так как дорога, вероятно, была им заранее изучена.

Ершов постоял еще немного, взвешивая все только что происшедшее, и подумал невесело:

"А я по-прежнему знаю о нем ровно столько же, сколько знал до этого. Даже лица не видел..."

Но тут же он утешился: "Призрак, видимо, проверял меня все эти дни, наблюдая за мной, и, наверно, нашел теперь возможным доверить кое-что. Можно, значит, надеяться, что со временем он станет откровеннее..."

Шагая в Перевальск по пыльной дороге, Ершов уже в который раз задавал себе один и тот же вопрос: что привлекает Жанбаева на строительстве железной дороги? Но даже приблизительного ответа пока не находилось.

Только к рассвету добрался майор до города и так же как и ночью, огородами прошел в дом Аскара. На востоке уже занималась заря. Подойдя к окну, он раздвинул занавески и посмотрел на домик напротив. Тотчас же в нем открылось окно, и взлохмаченная голова Малиновкина высунулась на улицу. Лейтенант сделал вид, что выплескивает что-то из стакана на тротуар, а Ершов зажег спичку и закурил - это было условным знаком, означавшим, что у него все в порядке.

Окно напротив снова захлопнулось.

"Поволновался, видимо, Дмитрий!" - тепло подумал Ершов о Малиновкине и, с наслаждением опустившись на диван, стал снимать пыльные ботинки.

За стеной комнаты Темирбека кто-то с присвистом храпел. "Видимо, кондуктор уже вернулся из поездки", - решил Ершов, вспомнив, что, проходя через кухню, он наткнулся на окованный железом сундук, который Темирбек обычно брал с собой, уходя из дому.

В Министерстве путей сообщения

Генерал-директор пути и строительства Вознесенский очень устал сегодня после длительного совещания у министра путей сообщения и более всего мечтал об отдыхе. Он уже собрался было домой, как вдруг вспомнил, что в пять тридцать к нему должен заехать Саблин. Они договорились об этом утром по телефону.

Когда-то Вознесенский был в дружеских отношениях с Саблиным, но с тех пор много воды утекло. Последние годы они общались всё реже и реже, так что Вознесенский даже вспомнить теперь не мог, когда они встречались в последний раз: три года назад или все пять?

Генерал-директор помнил только, что Саблин служит в Комитете государственной безопасности, и, когда Илья Ильич заявил ему, что дело у него служебное, отказать в приеме или перенести встречу на другой день счел неудобным.

Вспомнив теперь о скором приходе Саблина, Вознесенский недовольно поморщился и закурил папиросу.

"Зачем, однако, я ему понадобился? - рассеянно думал он. - Надеюсь, это не связано с каким-нибудь неприятным делом? У меня и своих неприятностей хватает..."

Саблин явился ровно в пять тридцать. Он был в стройном штатском костюме и произвел на Вознесенского впечатление человека, не очень преуспевающего в жизни. Это почему-то успокоило его, и он сразу же взял свой обычный, покровительственный тон.

- А, дорогой Илья! - весело воскликнул он, поднимаясь навстречу Саблину. Входи, входи!.. Дай-ка я на тебя посмотрю, старина... Э, да ты поседел, дружище! А ведь мы с тобой, как говорится, годки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии
Гражданская война. Генеральная репетиция демократии

Гражданская РІРѕР№на в Р оссии полна парадоксов. До СЃРёС… пор нет согласия даже по вопросу, когда она началась и когда закончилась. Не вполне понятно, кто с кем воевал: красные, белые, эсеры, анархисты разных направлений, национальные сепаратисты, не говоря СѓР¶ о полных экзотах вроде барона Унгерна. Плюс еще иностранные интервенты, у каждого из которых имелись СЃРІРѕРё собственные цели. Фронтов как таковых не существовало. Полки часто имели численность меньше батальона. Армии возникали ниоткуда. Командиры, отдавая приказ, не были уверены, как его выполнят и выполнят ли вообще, будет ли та или иная часть сражаться или взбунтуется, а то и вовсе перебежит на сторону противника.Алексей Щербаков сознательно избегает РїРѕРґСЂРѕР±ного описания бесчисленных боев и различных статистических выкладок. Р'СЃРµ это уже сделано другими авторами. Его цель — дать ответ на вопрос, который до СЃРёС… пор волнует историков: почему обстоятельства сложились в пользу большевиков? Р

Алексей Юрьевич Щербаков

Военная документалистика и аналитика / История / Образование и наука