В погоне за призраком

Глядя на семенящего с приподнятыми руками губернатора, Харту представилось, что тот весьма смахивает на остриженного подо льва пуделя, которого хозяйка на потеху гостям украшает лентами и водит на задних лапах. Еще Уильяму показалось, что его сиятельство Эдуард Сэссил лорд Джексон выглядит усталым, может быть даже не вполне здоровым. Лицо его, похожее из-за слоя пудры и румян на пасхальное яичко, еще более осунулось, а подбородок совсем заострился. Маленький пуделиный губернатор то и дело украдкой доставал батистовый платочек и промакивал им лоб, покрытый белилами.

Однако на самом деле губернатор Уильяма мало интересовал. Он выискивал в зале совсем другую персону. При этом он не замечал тех палающих любопытством взглядов, которые украдкой бросали на него местные девицы на выданье. Высокий стройный юноша, несомненно дворянин, в элегантном платье, украшенном модными кружевами и серебряным шитьем, против воли привлекал к себе внимание. В нем так и хотелось видеть не просто благородного незнакомца, а наследника огромного состояния. Уильям не подозревал, что уже попал на язычок маменькам, которые живо перемывали ему кости, выдвигая самые смелые предположения о его родне и капитале.

Но местные красавицы Уильяма ничуть не привлекали. Насколько он успел заметить за время своих продолжительных экскурсий по городу, жизнь состоятельных островитянок отличалась набожностью, сладостным бездельем и страстью к нарядам. Обсудив свои наблюдения с Хансеном, он пришел к выводу, что им свойственна только одна похвальная черта — слепая любовь к своему потомству, с которой тесно связаны тщеславные мечты и хлопоты о воспитании последних. Необременительный дневной труд островной леди обыкновенно начинался так: вначале церковь и проповедь местного англиканского или католического священника, затем — grand toilette. Утром она принимает ванну, большей частью в домашней купальне, затем следует завтрак и постепенное одевание. Нередко во время вылазок Уильям видел на террасах домов женщин, прогуливающихся с распущенными, мокрыми после купания волосами. Они предоставляли солнечным лучам высушить это естественное украшение, при этом в душе предаваясь, если Натура позволяла, удовольствию похвастаться им перед праздношатающейся публикой и друг перед другом. После двенадцати часов, как это было заведено, следовал второй завтрак, и затем все время до вечера было занято визитами, приемами и посещениями модных лавок. Как понял Харт, умственные развлечения этим леди знакомы не были. Из всех книг они, пожалуй, держали в руках только тисненые золотом молитвенники, да чудом дошедшие на этот край света французские модные журналы, к которым пристрастила их губернаторша. Посему, после нескольких минут беседы с ними, становилось ясно, что эти нежные полные любезности создания столь невежественны, что ничего подобного не сыщешь ни в одном высшем обществе во всем земном шаре. Самое большее, если сии прелестные грации знают, что существуют Англия, Лондон и Сити, которые известны им из разговоров мужчин. Париж в их представлении — некое царство портных и помады, откуда к ним попадают чудесные безделушки, шелковые платья и лавандовая вода. Остальной же мир со всем, что в нем происходит, был скрыт от барабадосских дев непроницаемой пеленой.

Итак, не обращая никакого внимания на множество представленных на этом празднике юных прелестниц, Уильям искал Элейну и нигде ее не находил. Вроде бы все были в зале — и Давид Абрабанель в темно-красном кафтане, держащийся чрезвычайно скромно, и его поверенный Хансен, наоборот, разодевшийся по случаю бала в пух и прах, и даже капитан Ивлин, чья рослая фигура, облаченная в оливковый, отделанный золотыми пуговицами кафтан, бросалась в глаза издалека, оказывается, был здесь. Не было только Элейны. Уильям с нарастающей тревогой озирался по сторонам, пытаясь разглядеть среди изящных женских фигур ту, которой было отдано его сердце. От увитых атласными лентами высоких причесок, затянутых в корсеты талий, огромных фижм, сверкающих золотом и бриллиантами шелковых юбок у него рябило в глазах, а в носу щекотало от резких ароматов фиалковой воды, пачулей и розового масла.

Пока Уильям в беспокойстве бродил по залу и яростно вздыхал, мажордом объявил первый танец — им оказался, конечно же, менуэт. Грянул оркестр, игравший на удивление слаженно, и зазвучала волнующая музыка, во время которой танцующие занимали свои места. На девятом такте первая пара обменялась глубокими реверансами, и церемонный танец начался. Уильям, не успевший найти себе пару, очутился в дальнем углу залы, зажатый с двух сторон двумя пузатыми джентльменами в темно-синих кафтанах с золотыми позументами. Оба они были похожи друг на друга как две капли воды, фамильярно хлопали друг друга по плечам и говорили исключительно об урожае тростника и гвоздичного перца, о ценах на сахар в будущем году и о том, как лучше хранить созревшие стручки капсикумов для продажи.