В погоне за счастьем

Мы ушли в загул. Потом, когда деньги закончились, мы сдались военной полиции. Нам выдали по пятьдесят долларов и приказали возвращаться на базу, но мы снова ушли в самоволку. Нам было по девятнадцать, мы были молодыми и глупыми. Студенческое общежитие казалось раем, и нам не хотелось оттуда уезжать. Наконец, нам снова пришлось сдаться военной полиции. На этот раз денег нам не выдали, а отвезли на автобусную станцию и посадили в автобус. Все мы, кроме одного парня, который подрался с полицией и снова ушел в самоволку, благополучно добрались до базы. Нам объявили строгий выговор, а парня, который ушел третий раз в самоволку, выгнали из армии.

На выручку пришла старший лейтенант Шарлотта Ганнон. Она переговорила с офицерами, которые решали мою участь, и сказала им, что я очень ценный кадр и заслуживаю снисхождения.

Это решило мою судьбу. Шарлотта Ганнон за меня поручилась, и этого было достаточно, чтобы я снова оказался в отделении общей хирургии. Но она строго предупредила:

– Гарднер, чтобы подобное больше не повторялось! Делай хорошо свою работу, и я обо всем забуду.

После этого случая я больше не срывался. Потом познакомился с матросом по имени Леон Вебб, который стал одним из моих лучших друзей на всю жизнь, и вместе с ним мы сняли недорогой трейлер за пределами базы. Мы подумали, что в трейлере наша жизнь будет спокойнее. Машины у меня не было, но я рассчитывал, что Леон будет подвозить меня до базы. Иногда наши рабочие графики не совпадали и мне приходилось просить других людей меня подбросить до места. Нам платили дополнительные деньги за то, что мы жили и питались отдельно. Мы тогда не слишком считали деньги и, когда они закончились, несколько дней голодали. Помню, как однажды холодным вечером (а в тех краях в лесах по ночам бывает холодно) у нас оставалась банка консервированных бобов и одно крупное страусиное яйцо.

В моей жизни все было хорошо, но за полгода до окончания службы я начал нервничать. В армии платили четыреста с небольшим долларов в месяц, кормили, поили, давали крышу над головой и обеспечивали медстраховкой. Я мог жить спокойно. Что меня ждет через полгода? Если бы у меня был отец, возможно, он посоветовал бы, что мне делать и как поступить. Я пошел служить, как в свое время сделали мои дяди. Мать говорила мне, что у меня все получится и я буду успешным в выбранной мной профессии. Мне удалось вытянуть из матери имя моего отца. Его звали Томасом Тернером, он жил в Луизиане. Что бы этот Томас Тернер сказал, если бы узнал, что его сын хочет стать доктором? Может, он тогда захотел бы со мной общаться?

Некоторые парни, знакомые по службе, собирались подписать новый контракт и продолжить службу. Некоторые возвращались домой, чтобы искать работу, жениться или вернуться к семьям и детям, которые у них уже были. Конечно, мне очень хотелось иметь семью. Но я так и не повидал мира. А если захочу продолжить образование, то точно не смогу путешествовать.

В один прекрасный день все решилось само собой. В отделении общей хирургии я получил предложение от доктора Роберта Эллиса. Этот доктор узнал обо мне от доктора Ганнон и взял меня под свое крыло. Это был блестящий врач. За его собранность мы прозвали его Буффало Билл. Доктор Эллис был командирован в военный госпиталь из-за войны во Вьетнаме. До этого он работал в детской больнице в Хьюстоне с двумя светилами кардиохирургии – докторами Дентоном Кули и Майклом Дебакеем.

Доктор Эллис уже выполнил свой гражданский долг, и срок его службы заканчивался. Он планировал отправиться в Сан-Франциско, чтобы открыть исследовательскую лабораторию при Калифорнийском медицинском центре и больнице для ветеранов войны. Я искренне поздравил его от всего сердца.

– А что у тебя? – спросил он, зная, что мне осталось служить полгода. – Какие у тебя планы?

Я пожал плечами и сказал, что пока не решил.

– Ну, – сказал он, – если у тебя есть желание продолжить карьеру в медицине, могу тебе помочь.

Я навострил уши и внимательно выслушал рассказ о лаборатории. Он сказал, что ему нужен ассистент.

– Если хочешь, можешь мне с этим делом помочь, – сказал он. – Семь тысяч пятьсот долларов в год.

Это было больше, чем я получал на флоте. Не буду утверждать, что это предел моих мечтаний. Тем не менее это был шанс поучиться у одного из лучших специалистов в своей области и переехать в Сан-Франциско. Это, конечно, не заграница, но почти другая часть света.

– Подумай, – добавил он, – и дай мне знать.

Я думал приблизительно две секунды и ответил:

– Принимаю ваше предложение, – сказал я. – Я приеду.

Глава седьмая Зарисовки с натуры

– А вы знаете, что Сан-Франциско – это Париж на побережье Тихого океана? – сказал бизнесмен средних лет, в очках и с кейсом в руке, стоявший рядом со мной на Юнион-сквер весной 1976 года. Прошло уже два года, как я работал у доктора Эллиса в Калифорнийском университете и больнице для ветеранов войны.

– Да, – сказал я и вспомнил время, проведенное в Калифорнии, – вы совершенно правы.