– Какие же вы еще глупые. Не умеете ценить, – прошептала она, закрывая лицо ладонями.
– Агнесс, простите меня. – Я взглянула на нее, и мое сердце сжалось при виде ее слез. – Все стало хуже из-за меня.
Она придвинулась ближе и обняла меня, прижала к сердцу, как в детстве делала мама. Агнесс гладила меня по волосам, а я вдыхала ее успокаивающий аромат. Сейчас она заменяла мне маму: не отталкивала меня, а, наоборот, дарила тепло, в котором я так сильно нуждалась.
– Могу я поговорить с Хорасом? – Я немного отстранилась от нее. – Мне нужно многое сказать ему.
В ответ Агнесс лишь замотала головой и только сильнее заплакала. В моей голове стали появляться самые разные мысли, большинство из которых были ужасными.
– Он… он уехал на мотоцикле, – тихо проговорила Агнесс, – он был сильно пьян. Не знаю, когда вернется и вернется ли вообще.
Первым моим желанием было броситься за ним вдогонку, но я не могла оставить Агнесс в таком состоянии. А затем пришло осознание, что я опоздала, что я все-таки потеряла Хораса навсегда. Я снова все испортила.
От всех этих мыслей я почувствовала нехватку кислорода и головокружение. Мое сердце болезненно сжалось.
На углу улицы, на которой располагался дом Уильяма, стоял молодой человек. Его лицо было серьезным: он делал важный звонок.
– Я узнал новую информацию, босс, – говорил он по телефону, – думаю, она будет полезной.
Глава 22
Я чувствовала себя так, словно получила пулевое ранение в грудь. И мне ничего не оставалось, кроме как истекать кровью. После того как я вернулась к Уильяму, так и не встретившись с Хорасом, я заперлась в комнате и отгородилась ото всех. Мне было ненавистно кого-либо видеть сейчас. Я просто лежала на кровати и беззвучно плакала. Уильям не должен ничего слышать. Первый день телефон разрывался от бесчисленных звонков и сообщений, но я не могла даже поднять руку, чтобы отключить звук. Я была словно прикована кандалами к кровати и обессилена своим отчаянием.
На следующий день телефон уже не издавал ни звука, – наверное, разрядился, – и в комнате воцарилась тишина, нарушаемая только моим сбитым дыханием и иногда еле слышными всхлипами. Я плакала почти без остановки, и мои веки отяжелели, щеки были мокрыми, а глаза – красными, но мне было все равно. Я была опустошена и ни о чем не думала. Голова болела от нескончаемых слез, но я не могла перестать плакать.
Когда прошло три дня, как я не выходила из комнаты, Уильям постучал ко мне, но я ничего не ответила: просто смотрела приоткрытыми глазами на восходящее солнце. Когда стук прекратился и в доме стало тихо, я нашла в себе силы выйти из комнаты и немного поесть. Но кусок не лез мне в горло. Уильям куда-то ушел, поэтому я как можно быстрее проглотила бутерброд и снова скрылась в комнате. Я больше не плакала, потому что устала лить слезы, но душа моя не переставала скучать по Хорасу.
Я все время смотрела в окно, наблюдая за тем, как день сменяется ночью. Утром я видела чистое голубое небо, а ночью – усеянное звездами. Когда падала хоть какая-то звездочка, находившаяся в поле моего зрения, я загадывала желание, хотя и знала, насколько это было бессмысленно, потому что Хорас должен теперь меня ненавидеть. Я уверена в этом. А загадывала я, чтобы он позволил мне показать ему, насколько он мне нужен, как я хочу засыпать в его объятиях, как хочу касаться его широких плеч и держать его руки. Я мечтала, чтобы он позволил мне показать ему силу настоящей любви, но я не заслуживаю его внимания. Не после того, что я сделала.
Я потеряла счет дням, просто лежала опустошенные, но в одно утро Уильям стал ломиться ко мне в комнату. Он стучал громко, бил в дверь так сильно, что сложилось ощущение, будто он собирается пробить в ней дыру. Уильям дергал за ручку как сумасшедший и кричал на весь дом. Но я все равно почти не слышала его, ускользая от всего, что меня окружало. Я давно перестала нормально жить и настолько оторвалась от действительности, что, похоже, и мое существование скоро должно было закончиться.
Мне удалось только легонько вздрогнуть, когда Уильям все-таки ворвался в комнату. Он тут же подбежал ко мне. Я не различила в точности его лицо, потому что мысли мои были направлены на другое. Я почувствовала, как он взял меня на руки и куда-то понес. Не было никакого понимания, что происходит. И только когда я почувствовала на коже струи ледяной воды, я словно начала возвращаться в этот мир. Я сидела в ванной и была вся мокрая, волосы прилипли к лицу, а вода продолжала хлестать меня по коже.
Я наконец обратила внимание на бледного Уильяма: лицо его было таким обеспокоенным, что я тут же ощутила себя виноватой. Он рукой гладил меня по волосам и что-то бормотал, но я не могла ничего разобрать из-за шума воды.
– Прости меня, – прошептала я, потому что говорить не было сил и пересохшие губы еле открывались.
– Глупая моя девочка, – лепетал он, продолжая гладить меня по волосам, – маленькая дурочка.