— Он… называл тебя сыном, говорил, что ты молодой разгильдяй… и еще очень ершистый. Это все. Но как только я познакомилась с тобой, то поняла, что он ввел меня в заблуждение.
— Хоршемы знают меня много лет, но они не считают, что их ввели в заблуждение.
— Мне очень жаль, Маркус, что все так получилось, и все же я не понимаю, куда ты клонишь.
— Ладно, давай все разложим по полочкам. Трое разных людей представили тебе три моих разных портрета, так?
— Нет, не так.
— Три разных портрета, — повторил Маркус. — Один представил тебе Джон, изобразив меня своим сыном. Другой — Хоршемы. Они изобразили меня бездельником, который тянет деньги из отчима и плюет на свои обязанности. Не сомневаюсь, что Лайза вытащила на свет древние сплетни о старом Пенмаррике и его подружках.
— Да, она говорила об этом.
— Ну, а третий портрет нарисовал я сам. Обычный парень, который в конце концов нашел девушку своей мечты и не может поверить в свою удачу. Так как я могу надеяться на то, что ты отдашь предпочтение этому, третьему портрету?
— Но есть еще и четвертый портрет, о котором ты не упомянул.
— О чем ты говоришь?
— Я имею в виду портрет, который нарисовала сама.
— Должно быть, он получился довольно забавным. Еще в твоем доме я пытался запугать тебя, а здесь, в этой гостинице, старался отбить тебя у Джона. Я навязал тебе свои поцелуи, хотя прекрасно понимал, что это идет вразрез с твоими представлениями о порядочности. А потом практически по моей вине машина свалилась в ущелье, и тебе пришлось пережить кошмар тех долгих дней. Наглый, беспечный тип, идиот, не думающий о последствиях. Не слишком привлекательный портрет, не так ли?
— Но это только одна часть портрета, — возразила Ру. — А как насчет поэта, храбреца, мужчины, который шутит перед угрозой наводнения? Это другая часть портрета. Есть еще мужчина, который лез вниз по склону за рацией, который бросился со скалы в воду, чтобы привлечь внимание людей, ехавших в тягаче. Мужчина, который, страдая от боли, сооружал мне постель из веток, тащил меня, когда я выбивалась из сил. Вот в этот портрет я верю больше всего. И значит он для меня гораздо больше, чем любые слова других людей.
— Неужели?
— Конечно, не все грани образа в моем портрете так уж гладки, — продолжила Ру. — Есть еще ужасно самонадеянный мужчина, пытающийся принимать решения за меня и защищать меня от меня самой! Который даже не потрудился поинтересоваться моим мнением.
Несколько секунд в комнате стояла напряженная тишина.
— Каких слов ты ждешь от меня? — тихо промолвил Маркус.
— Да не нужны мне слова. Наверное, каждая женщина, какой бы независимой и сложной натурой она себя ни считала, на самом деле нуждается в мужчине, который четко знает, чего хочет, и добивается этого.
— Извини, мои рыцарские манеры куда-то испарились.
— Ладно, обойдемся без них. Ты все-таки обнимешь меня как следует или так и будешь лежать всю ночь, как тряпка?
— Я тебе покажу тряпку! — возмутился Маркус. Он резко приподнялся, сдавленно вскрикнув от боли в плече, и повернул Ру на спину. Пальцы его быстро расстегнули пуговицы ее рубашки. — Снимай, — приказал он.
Ру села на постели и сняла рубашку. Ее обнаженная грудь светилась в темноте. Маркус снова уложил Ру на спину и, не успела она перевести дыхание, навалился на нее. Некоторое время он недвижно лежал, затем взял в рот сосок ее груди и принялся нежно посасывать. Ру задохнулась от прилива чувств. И испугалась того, насколько они переполняют ее. Сопротивляясь, она ухватила Маркуса за волосы, и ему пришлось вскинуть голову.
— Прекрати! — воскликнула Ру протестующим тоном.
— Но ты же сама просила.
— Я просила обнять…
— Обниму, но потом. — Маркус снова склонил голову, на этот раз губы его припали к плечу Ру, а язык коснулся родимого пятна, которым он когда-то так восхищался. Затем Маркус поцеловал Ру в губы и перекатился на бок, крепко прижимая ее к себе одной рукой за затылок, а другой — за ягодицы. Ру открыла было рот для нового протеста, но смогла только вздохнуть. Она уперлась ладонями в грудь Маркуса и попыталась отстраниться, но в этот момент их ноги переплелись.
Маркус перекатился на спину, увлекая Ру на себя и крепко прижимая к своему телу. Сейчас рот ее был свободен, но протестовать уже не было смысла. Ру прильнула к Маркусу, как утопающий к валуну, оказавшемуся посередине стремнины, и вдруг все исчезло в водовороте чувств.
ГЛАВА 9
Восхитительное чувство, захлестнувшее Ру, постепенно стихло, пульсируя, и она бы рухнула в изнеможении, тяжело дыша, но Маркус продолжал сжимать ее в объятьях, энергично двигая бедрами. А потом Маркус тоже издал крик, и Ру обмякла, уткнувшись лицом в его плечо. Не больное ли? Но сейчас она пребывала в такой прострации, что не могла вспомнить, какое плечо у него болит.
После длительной паузы Ру вскинула голову.
— И как ты назовешь все это?
Привыкшие к темноте глаза различали контуры лица Маркуса, но разглядеть его выражение Ру не могла.
— Вспышка молнии? — предположил Маркус.
— А я бы назвала это поединком борцов.
— Ты серьезно?