В погоне за счастьем, или Мэри-Энн

– Я не имею в виду кого-то конкретного, я говорю об этой половине рода человеческого. Я обеспечила себе безопасность только с помощью своей женственности и очарования – ни вы, ни Уордл здесь ни при чем. Кстати, где обещанное вознаграждение? Домик с башенками и экипаж четверкой?

– Лучше вам обратиться к члену парламента от Оукхэмптона. Как и я, он вам скажет, что вы подвели его, что, приостановив публикацию мемуаров в столь острый момент, вы выбили у него из рук оружие. Другими словами, вы ему больше не нужны.

– А Кенту?

– О, Кент в ужасе, что с него сорвут маску. Приходится признать, что я ошибся в оценке. Я считал его достойным человеком, но он струсил – истинно германская манера. Он никогда не получит должность своего брата.

– Итак, мы не сдвинулись с места?

– Точно. Хотя Уордл стал национальным героем, а вы приобрели всеобщую известность… По крайней мере, вашим портретом украшают стаффордширский фарфор. Все типографии печатают ваши портреты – что еще вам нужно?

– Благодарность за полный зал во время слушаний. Во всяком случае, мне удалось отвлечь народ от войны в Испании.

– Да, вы сделали это мастерски. Честь вам и хвала. Ваше имя звучит в самых отдаленных уголках Англии. Жаль, что это будет длиться недолго. Как только вы сожгли мемуары, вы сразу же вышли из моды. Нет ничего скучнее уединенной жизни.

Она смотрела в его спокойные глаза. Сколько он потратил сил, чтобы привлечь ее, чтобы подбить ее на эту авантюру, – каким же надо быть гением, чтобы задумать все?

– Я ненавижу неблагодарность, – сказала она, – и несдержанные обещания.

– Которые дают дураки, – заметил он, – пустоголовые дураки.

Значит, он не любит Уордла? Она поняла. Его игра не принесла успеха, его план потерпел неудачу. Где-то Уордл совершил грубую ошибку, и Огилви, в тайне от всех ткущий паутину, увидел, что жертве удалось спастись… Паутина разорвалась.

– Если бы, – сказала она, – вы действовали самостоятельно, а не использовали пешек, вы могли бы преуспеть.

– Меня утомляет активная деятельность – такой уж у меня характер.

– Разве? Я часто спрашивала себя…

Но никаких откровений не последовало. Где он развлекается? Во всяком случае, обиженно подумала она, не здесь. Что сразу же объединило их и в то же время создало барьер между ними. Возможно, он, как обычно, прочитал ее мысли, так как засмеялся, поцеловал ей руку и пожелал спокойной ночи.

– Ну ладно, – сказал он, – я прощаю вас за то, что вы сожгли мемуары. Но десять тысяч могут растаять. Постарайтесь удвоить их, пока у вас есть возможность. Между прочим, вы обеспечили только дочерей. Но ваша щедрость понадобится и остальным представителям клана Маккензи, не так ли?

И с этими словами он ушел. Однако его визит взбодрил ее, она уже не была так подавлена. Он изменил ее настроение так, как ему было выгодно в данный момент. И она знала это.

Оставленная после его ухода наедине с тревожными мыслями, которые он внушил ей, она промучилась всю ночь без сна, а утро началось с нюхательной соли и недовольства Мартой.

– Не белое, а голубое платье.

– Голубое порвано.

– Так почему же, черт побери, ты не удосужилась зашить его?

– Не было времени, мэм: ведь вы вчера его надевали.

– Голубое шелковое, а не атласное… Не забирай поднос, я еще не закончила. Почту принесли? Кто заезжал? Где мои письма?

– Все здесь, мэм. На подносе. Вы сдвинули их в сторону.

– А я думала, что это счета. Так и есть. Убери их. Откуда, позволь узнать, этот засохший букет маргариток?

– Цветы от господина Фитцджеральда, принесли сегодня утром.

– От отца или сына?

– От господина Вильяма, мэм.

– В двадцать шесть лет стоит быть более галантным. Его отец обычно присылал розы. То ли они вырождаются, то ли кровь у них замерзла – одно из двух. Кто-нибудь заезжал?

– Внизу ждет господин Райт, мэм.

– Райт, обивщик?

– Да, мэм. Сидит с семи.

– Интересно, кого он собирался отловить в столь ранний час, когда еще ни один охотник не охотится?

– Он не сказал… Он говорил что-то о полковнике Уордле.

– Бог простил бы меня, если бы я задержала его до семи вечера. Ты когда-либо видела голову полковника Уордла на моей подушке?

– Никогда, мэм… Какой ужас…

– Вот именно – ужас. Я упала бы в обморок, если бы он хоть раз прикоснулся ко мне. Можешь так и сказать Райту и передай ему мои наилучшие пожелания. Иди и наполни мне ванну, и хватит сплетничать.

Фрэнсис Райт, подобно всем жителям Англии, читал газеты. Госпоже Кларк выплачено десять тысяч фунтов. Все деньги целехоньки и находятся в безопасном месте, писала «Морнинг пост». Значит, их деловые взаимоотношения оживут, во всяком случае, он надеялся на это – ведь ему так и не заплатили за мебель.

Она вплыла в кабинет:

– Дорогой господин Райт, чем могу служить вам?

– Ну, госпожа Кларк, я насчет дома.

– Насчет дома?

– Вы живете здесь уже пять месяцев.

– Я знаю. Он меня вполне устраивает.

– Я думал, что, возможно, при изменившихся условиях вам захочется переехать в более просторный дом?

– О нет… Как вам известно, у меня скромные запросы. К тому же ничто не изменилось. Только крохотная сумма для обеспечения будущего моих дочерей.