Его королевское высочество главнокомандующий не забыл о своем обещании.
Глава 6
Они все время куда-то переезжали. Нигде не задерживались. Ее постоянно охватывало нетерпение, она никак не могла усидеть на месте – Эллен называла это «мамина божественная неудовлетворенность», – и в один прекрасный день начинались сборы, упаковывались сундуки, перевязывались коробки, и все трое отправлялись в дорогу в поисках какого-то недосягаемого Эльдорадо. Сегодня Брюссель, завтра Париж, а если ни один город не привлекал ее, она продолжала колесить в дилижансе с наглухо закрытыми окнами по пыльным дорогам Франции. Ее лицо прижато к стеклу, все ее существо переполняет восторг.
«Вот где мы остановимся: в отеле „Тет д’Ор“» – только потому, что вымощенная булыжником площадь, как ей показалось, несла в себе какую-то тайну, потому, что женщины стирали белье в ручье и крестьяне в темно-синих блузах встречали ее улыбками на высушенных солнцем лицах. Кроме того, на соседнем холме стоял замок, в котором жил какой-то барон или больной граф, к нему они, может быть, заедут в гости. Ничто не могло обескуражить ее, даже французские правила этикета – она, размахивая визитной карточкой, требовала встречи со строгим незнакомцем.
А ее испытывающим неловкость дочерям приходилось сидеть с опущенными глазами и молчать, пока их мать, на совершенно непередаваемом французском, с ужасным произношением и путая все грамматические формы, знакомилась с хозяином, расточая похвалы налево и направо:
– Счастлив делать ваше знакомство, месье!
И месье, вовсе не счастливый, щелкал каблуками и кланялся. Его неприступный до настоящего времени замок, посещаемый только старыми девами и дряхлыми кюре, оказывался беззащитным и сдавался на милость завоевательницы с голубыми глазами, взгляд которых скользил по комнатам и оценивал произведения искусства, а потом и тихий шепот, обращенный к сгорающим от мучительного стыда дочерям:
– Вдовец. Вполне приемлемо для одной из вас.
Пломбьер-ле-Ван, Нанси, Дьепп, курорты с лечебными водами отмечены булавками на карте: она что-то слышала два года назад, но забыла, потом вспомнила.
– Кто живет в Нанси? Маркиз де Видланж? Настоящий душка, он однажды сидел рядом со мной за обедом и ни разу не сказал «старый режим» – мы заглянем к нему.
А Мэри и Эллен, обменявшись полным ужаса взглядами, кричали:
– Мама, нельзя, он сразу узнает, кто мы такие!
– Но, дорогие мои, что ж такого? Это только интереснее.
И появляются на свет пропахшие нафталином саркастические замечания и истории о скандалах давно ушедших дней, о развлечениях, о том, как жили в Лондоне двадцать лет назад, – все это хранится только в глубинах памяти двух девушек, мировосприятие которых омрачено образом тюремных стен, непередаваемым ужасом и видом какого-то бледного и изнуренного существа с тусклыми глазами, которое, вытащенное из ада на свет божий, смотрит вокруг непонимающим взглядом.
А правда ли то, что говорили доктора дяде Биллу: что будто бы ее разум отсеивает то, что ей страшно вспомнить? Или она ничего не рассказывает о тех страшных месяцах просто потому, что все помнит и не хочет причинять им боль? Даже между собой они никогда не упоминали об этом, и, когда их мать принималась рассказывать о прошлом, засыпая их своими любимыми анекдотами, осмеивая Двор времен, давно канувших в вечность, их охватывала паника. А если какой-нибудь нетактичный незнакомец, пробормотав «тюремное заключение», коснется этого вопроса? Вдруг шлюз откроется и затопит память? Девушки не знали, что может последовать за этим.
Так что пусть она получает удовольствие от своих иллюзий и скитаний по континенту, утоляет жажду увидеть незнакомые места и получить новые впечатления, лето провести здесь, зиму – где-то еще, потому что, как она скажет дочерям, никому не дано предугадать… А вдруг испанский граф обратит свое внимание на Мэри, а русский князь положит на колено Эллен стопку рублей.
Итак, вперед, из одних меблированных комнат в другие, будем бродяжничать: три годовых пособия исчерпаны. Они, как бабочки, перелетали с квартиры на квартиру, и за ними оставались неоплаченные счета. Реликвии прошлого очень пригодились: кольцами расплачивались в гостиницах, браслеты продавали, вызывающие сомнения украшения сбывались через каких-то грязных дельцов.
– Уверяю вас, это ожерелье принадлежало королеве Шарлотте.
– Мадам, я очень сожалею…
– Сколько же вы даете?