В погоне за Сказкой

Мой подарок у него? Что за чушь? Это чья-то злая шутка?

Если это так, я найду шутника, и ему не поздоровится!

Вскакиваю на ноги, шагаю обратно к двери. Приходится привстать на цыпочки, чтобы посмотреть в глазок. Ничего не видно. Темнота.

Шумно вздыхаю. Переворачиваю лист туда-сюда, словно это поможет мне разобраться.

Становится жарко. Я вспоминаю, что ещё не разделась.

Хватаюсь за ручку. Может, стоит сходить в соседнюю квартиру и спросить?

Только вот, что я должна сказать?

– Моя умершая бабушка прислала мне письмо, в котором сказала, что здесь мой подарок. Ты не отдашь мне его?

Чепуха!

Я при Антоне даже двух слов не могу связать, а тут целые предложения, да ещё такие глупые.

Злюсь на себя. Резко разматываю шарф, закидываю его на вешалку. Скидываю пальто и срываю шапку.

Письмо сжимаю в руке, но так чтобы не помять. Замираю в нерешительности.

Что делать?

Вместо того чтобы бросить к соседской двери, я проверяю, закрыла ли замок. Прислоняюсь затылком к двери, испускаю вздох.

Бабуля, что за шалость после смерти?

Глава 3

POV Лена

– И ты вот так запросто лежишь на диване в позе тюленя?

Морщусь от звонкого голоса подруги. В моей квартире всегда тишина. Если прислушаться, что можно услышать паучка, который плетёт новогодний узор в углу комнаты.

Нина Окулова. Девушка с красивой фигурой. Не намного выше меня, но по её собственному убеждению на целых десять сантиметров. У неё светлые волосы, молочная кожа и милые веснушки.

Рядом с ней как никогда оттенены мои тёмные волосы и смуглая кожа. Цыганские корни дают о себе знать. Моя мама была классической красавицей, как и бабушка. Меня же от них отличают нос и глаза отца. А ещё от неизвестного достался рост и телосложение.

Я поднимаю глаза на девушку, протягиваю руку, чтобы забрать письмо.

Нина – моя лучшая и единственная подруга с неизвестных времён. Серьёзно. Я не знаю, когда мы начали дружить. Тысячу лет назад. Сколько я себя помню, рядом всегда была Нина.

Бабушка называла нас Ленок и Нинок. Она любила говорливую девчонку. И девочка отвечала ей полной взаимностью.

В современном мире это редкость. Дружба. Без какой-либо выгоды или условий. Мы просто всегда были рядом, что бы ни происходило. Будь то выпавший молочный зуб, двойка по математике, первая неразделённая любовь Нинок или смерть бабушки.

Вчера я не стала ей звонить, но сегодня она сама пришла меня проведать и позвать с собой. Новый год ведь! Каждый год одно и то же.

Нина приходит вот уже пятый год, пытается уговорить меня отметить с ней. Но она всегда празднует с родителями и кучей родственников.

В прошлом году я сдалась и поехала с ней к ним на дачу. Пожалела. Раз, наверное, тысячу. Ко мне весь вечер прихрамывал её двоюродный брат. Вовка.

Прихрамывал в прямом смысле. Он навернулся с лыж и повредил ногу, поэтому подвыпив и расхрабрев, хромая, ходил за мной по пятам. Когда Нина это заметила, она живо поставила его на место.

Подруга опускает бумагу на мою протянутую ладонь. Я снова вглядываюсь в написанные строки.

– Что я, по-твоему, должна делать?

Нина поджимает губы и выдыхает сквозь раздувшиеся ноздри. Она садится на диван рядом со мной.

– Ты просто обязана сходить к соседу и узнать. – Нина бьёт руками по сиденью. – Я бы на твоём месте уже давно дверь ему вынесла.

– Во-о-о-т бы он обрадовался, – протягиваю я, а Нина смеётся над моей ремаркой. – То есть ты хочешь, чтобы я вломилась в чужую квартиру, потому что так велела моя покойная бабушка? – Я потрясла письмом. – Ау, это весточка с того света! К тому же ещё неизвестно, бабуля ли это написала. А вдруг это чей-то злой розыгрыш?

– Нет, – подруга покачала головой, – это точно её почерк. Я узнаю его даже спустя сто лет. – Она указала на текст. – Посмотри на эту Й! С тех пор, как научилась писать, я пытаюсь повторить эту чёрточку, и у меня ни разу не вышло даже что-то близко похожее.

Она права. Мы с ней часами выводили буквы, когда проходили Букварь, стараясь подражать бабуле, но у нас не получалось. И тогда были слёзы. Много детских наивных слёз.

Бабуля никогда не ругала нас за закорючки и не утешала, она лишь посмеивалась и приговаривала, что почерк – это в жизни не главное.

По крайней мере, не в жизни врача – это сто процентов. Проучившись два года в медицинском, могу с уверенностью это подтвердить.

– Эх, жалко, что для меня послания нет, – вздыхает Нина. Она вдруг грустно улыбается и оглядывает комнату. – Ты вообще ничего не изменила, да? Всё словно замерло в тот день. Почему ты не выкинешь это барахло?

– Почему это не изменилось? – надуваю щёки, соперничая с рыбой-шаром.

– Ты словно сохранилась и сидишь в четырёх стенах. Агата Соломоновна была права.

Прищуриваюсь на свою подругу.

– Она ничего такого не говорила.

– Тебе не говорила.

– Неужели бабуля рассказала тебе о моём будущем?

Нина рассмеялась:

– Это не в её духе.

Точно.