В погоне за светом. О жизни и работе над фильмами «Взвод», «Полуночный экспресс», «Лицо со шрамом», «Сальвадор»

Это признание сильно тронуло меня, поскольку он к тому моменту уже закончил с эпохой противостояния и воспринимал все по-иному. Мама была права в чем-то. Он действительно в какой-то мере пребывал в состоянии ужаса. К тому же, как я мог доверять самому себе, если я полностью проигнорировал все сигналы, не заметил, что молодой парень трахал мою мать в соседней комнате, пока я спал? Меня поражает моя наивность в 15 лет. Мне потребовалось много времени, чтобы переварить в моем сознании все произошедшее, даже не знаю, удалось ли? У большинства детей развода возникает мысль, что наши жизни, наше существование как таковое – продукт моря лжи. Если бы мои родители по-настоящему узнали друг друга прежде, чем сочетаться браком, то они никогда бы не связали свои жизни, и меня бы вообще не существовало. Дети, подобные мне, оказываются порождением этой первой лжи, и, живя за фальшивым фасадом, страдают по поводу потери, ведь мы ощущаем, что ничто и никто не заслуживает больше нашего доверия. Взрослые люди становятся опасными в наших глазах. Реальность превращается в одиночество. Любовь либо больше не существует, либо не задерживается надолго. Получается, что прошедшие 15 лет моего пребывания на этой земле были «сфальсифицированным прошлым» – наваждением.

В ноябре 1963 года – это был мой последний год в Хилл – был убит президент Джон Кеннеди. Мы все ошарашенно смотрели в наши черно-белые телевизионные ящики, не понимая ничего, за исключением лишь самых поверхностных деталей. Разъяснения озвучивались нашими верховными руководителями. В равной мере мы не осознавали изменения, которые происходили во внешней политике США по мере нашего приближения к началу войны в Азии. После четырех долгих лет я ощущал себя как перегруженный работой клерк, который обязан постоянно что-то делать по чьей-то указке, а не из истинного любопытства к чему-то. Я больше напоминал робота, чем человека, с моими отличными оценками и буквами-нашивками за участие в изнурительном кроссе каждую осень и более приличествующем джентльмену теннисе каждую весну[16]. Поэтому новость о поступлении в Йельский университет – альма-матер моего отца – принесла мне скорее чувство облегчения, чем радость. Я отправился туда осенью 1964 года… Крайне тяжело объяснить, что приводит человека к полному отключению от всего. От меня ждали больших достижений, это было у меня в крови. Американская жизнь ориентирована на движение вверх. Единственный ответ на трудности, которому меня научили, звучал так: «Не сдаваться. Никогда. Никогда». Но я неожиданно как раз сдался. Я пережил «выгорание», даже не осознавая этого. Впрочем, ты никогда не ощутишь его сразу, а в те дни психологические аспекты стресса не брались в расчет. Мне не с кем было поговорить, я не доверял никому. Мой отец счел бы это упущением, которое можно исправить. А моя мать?.. Я очень нуждался в ней тогда, потому что мне не с кем было поделиться своими тревогами. Мне было страшно – как никогда прежде – и одиноко. Но к тому моменту я уже утвердился во мнении, что она лишь слабачка, которая предала нашу семью.

Я договорился с деканом Йельского университета о годе академического отпуска, который тогда был редким явлением. На доске объявлений я нашел информацию от радикальной антикоммунистической католической организации на Тайване о том, что их школа во Вьетнаме нуждается в преподавателях. От меня требовалось лишь добраться до школы, оплата была так себе, но на жизнь бы хватало. Отец был очень сильно расстроен, но принял мое решение уехать, полагая, что я вернусь в Йельский университет.

В июне 1965 года я приступил к обучению нескольких переполненных классов в англоязычной средней школе Шолона, густонаселенного китайского пригорода Сайгона[17]. Я никогда не видел такого количества людей в одном месте. Каждый сантиметр площади был занят кем-то, оспаривался и оценивался. Всё – лица, запахи, секс и мышление – кардинально отличалось от США. При этом военные США постепенно просачивались в город все большими группами по мере приближения войны. Все чаще происходили террористические акты, однако в целом жизнь была довольно приятной. По ночам я без какого-либо страха разъезжал по округе на своем скутере, добираясь до всевозможных необычных мест. Я отпустил бороду и постарался расстаться со своей прежней личностью.

После шести месяцев и двух школьных четвертей я уволился и отправился в одиночку путешествовать по Камбодже, Таиланду и Лаосу. Затем я вернулся в Сайгон и поступил на службу в торговый флот. Я преисполнился очарованием моря из литературы. В те времена брали на работу не состоящих в профсоюзах людей из иностранных портов, чтобы заменять ими членов экипажей, которые не вернулись из зон боевых действий, куда отправились в поисках более хорошо оплачиваемой работы, вслед за женщиной или за чем-то еще. Моя работа – «чистильщик» – предполагала самый низкоквалифицированный труд на борту, что означало работать в самой грязной части машинного отделения, продувать котлы два раза в день и вычищать всякую дрянь.