В погоне за тайной века

«Сопутник наш дикарь Утуктак, — пишет Кашеваров, — проводя все время с туземцами и, по желанию моему, выведывая от них об их обычаях, поверьях, образе жизни и о прочем, касающемся до быта здешних жителей, как каклигмютов, так и силалинагмютов, объявил мне, что у них все то же, что у прибрежных жителей залива Нортон и зунда Коцебу. Главнейшее пропитание жителей доставляет промысел оленей, которых здесь изобильно, в особенности летом, когда бывают жаркие дни; тогда олени, обеспокаиваемые на тундре множеством комаров, бегут большими табунами к берегу искать прохлады. Оленей бьют стрелами, пущенными из лука, или стараются загнать оленей в озеро, в котором, подъезжая к ним в легких байдарках, колют копиями. Зимой во время глубоких снегов, роют в снегу волчью яму, в которой упавший олень делается верной добычей охотников».[185]

Этнографические заметки Кашеварова не утратили своего значения до нашего времени и высоко ценятся советскими учеными.[186]

В 1843 году Кашеварова вызвали в Петербург и определили на службу в Гидрографический департамент морского министерства. Его первой заботой было издание «Генеральной карты», которая отражала результаты его работы на северном побережье Русской Америки. Одновременно ему было поручено составить «Атлас Восточного океана». А. Ф. Кашеваров ревностно взялся за порученное дело. Атлас, по его словам, составлялся «не по одной какой-либо съемке, но по всем исследованиям этих морей и берегов, старинным и новым, русским и иностранным, с тщательным просмотром всех этих источников».[187]

Кроме сборного листа, Атлас включал шестнадцать карт, посвященных отдельным районам северной части Тихого океана, Берингова моря и Северного Ледовитого океана, наиболее важным проливам и входам в Петропавловский и Ново-Архангельский порты.

Едва Кашеваров довел до конца работу над «Атласом», как его назначили начальником Аянского порта. Он участвовал в обороне Аяна от англо-французской эскадры, нападение которой было успешно отбито русскими моряками.

Всю свою жизнь, которая оборвалась 26 сентября 1866 года, Александр Филиппович Кашеваров отдал служению России, науке и флоту. Он оставил богатое литературное наследство, в котором глубоко затронул многие проблемы отечественной географии.

Кроме дневников, записок и журналов Североамериканской экспедиции, его перу принадлежат оригинальные работы по истории отечественного мореплавания в северной части Тихого океана и русских поселений в Америке. Существовал талантливо и чрезвычайно интересно написанный дневник, отрывки из которого были напечатаны в «Санкт-Петербургских ведомостях» в конце 1845 года. Этот замечательный документ бесследно исчез, как исчезло и дело экспедиции, которое хранилось в архиве морского министерства. Известен фонд, номер так называемой единицы хранения, но документов нет и никто не может объяснить, куда же они девались.

Однако вернемся к Крузенштерну, одному из инициаторов этого путешествия. Когда вести о делах экспедиции Кашеварова дошли до столицы, Россия отмечала 50-летие флотской службы своего первого кругосветного мореплавателя. Его пришли поздравить и ученики, и убеленные сединами матросы — участники первого кругосветного плавания, порой прошагавшие много верст, чтобы снова стать под флаг своего адмирала.

Ученые и моряки подводили итоги полувековой его деятельности во имя флота и науки. Самое большое удовольствие ему доставил его друг, академик Карл Максимович Бэр. Он не сравнивал его с Куком или Лаперузом. Нет, он соединил его имя с подвигами простого русского народа, прошедшего великие пространства льда и океана и обогатившего науку блестящими открытиями на северо-востоке Сибири и в Северной Америке.

Много говорили о его кругосветном странствии, и никто не вспомнил о том, что 30 лет своей жизни он отдал разгадке самой главной географической тайны XIX столетия. Он был своего рода главой научного центра по вопросам исследования Северо-Западного прохода. В течение двух десятилетий он переписывался с Джоном Барроу, обсуждая проблемы открытия сообщения между двумя океанами. Джон Барроу много раз благодарит Крузенштерна за добрые советы и за предоставление материалов об исследовании восточной части таинственного прохода, которые, по признанию английского ученого, «способствовали осуществлению открытий».[188]

Перед тем как в 1829 году отправиться в плавание по западной части загадочного пути, Джон Росс обратился за «могущественной помощью» к Крузенштерну. Одно из судов экспедиции Росса было названо «Крузенштерн». Возвратясь из плавания, английский путешественник сообщил, что ему было очень приятно назвать одно из исследованных мест именем Крузенштерна и тем самым воздать должное его «выдающемуся положению в научном мире».[189] Сохранилось несколько писем Франклина, свидетельствующих о тесных связях двух мореходов. Франклин, как и Росс, приезжал в Петербург вместе с леди Эжени Франклин, чтобы встретиться с великим русским мореплавателем. Они провели несколько дней в задушевных беседах.[190]