В погоне за тайной века

«Почтенный Федор Петрович!

Узнал я, с каким теплым чувством приняли Вы известие о назначенной мне от Академии наук Демидовской премии. В продолжение 30 лет я привык видеть всегдашнее внимание Ваше ко мне и уверен, что Вы не сумневаетесь в моей немой, но глубокой признательности за это и в моей к Вам преданности, которую, к сожалению, не имел случая показать на деле. Позвольте же теперь душевным чувствам моим выразиться хотя словами.

Вы виновник гидрографической моей жизни, Вы были и руководителем моим в ней. Без Вас не смог бы я исполнить и того, что сделал и что снисходительные судьи признают достойным внимания, и даже награды. Я не привык к подобной оценке моих посильных трудов, и, сознаюсь откровенно, при возбужденном теперь честолюбии, нахожу приговор Академии более снисходительным, чем ожидал при самых благоприятных обстоятельствах. Если же труд мой действительно заслуживает такой высокой оценки, то все-таки Вы виновник тому».[247]

Рейнеке не преувеличивал ни своей привязанности, ни благодарности Федору Петровичу Литке. На протяжении трех десятилетий они поддерживали добрые и сердечные отношения. Рейнеке охотно откликался на письма и приглашения Литке и был частым гостем в доме Федора Петровича. Нередко они вспоминали «старые проказы в Архангельске» и, судя по дневниковым записям Рейнеке, большинство встреч проводили приятно.[248]

Осенью 1824 года Рейнеке возвратился в Петербург. Вместе с Литке он часто бывал в доме Бестужевых. В эту семью запросто приходили Фердинанд Петрович Врангель, Владимир Павлович Романов, Николай Алексеевич Чижов, Михаил Карлович Кюхельбекер. Одни из них побывали на севере, другие плавали на военных судах вокруг света, и все они мечтали о новых путешествиях.

Особенно близко подружился Рейнеке с Николаем Александровичем Бестужевым, с которым он познакомился еще в Морском корпусе, где тот служил некоторое время преподавателем. Николай Александрович советовал Рейнеке заняться наблюдениями над северными сияниями, он и сам интересовался электрическими явлениями в атмосфере и напечатал по этому вопросу статью в журнале «Сын отечества» под названием «Об электричестве в отношении к некоторым воздушным явлениям».[249]

Теперь Николай Александрович служил историографом русского флота и приводил в порядок архив и музей. Перелистывая тысячи страниц архивных дел, он знакомился с удивительными подвигами русских моряков. О них непременно надо было поведать людям, и Николай Александрович начал писать свой первый «Опыт истории Российского флота».

Рейнеке поражала необыкновенная широта кругозора Бестужева. Он мог судить о современной поэзии и искусстве, увлекался живописью, писал рассказы и научные статьи и жалел о том, что ему пришлось оставить службу в управлении маяков Балтийского моря.

Рейнеке глубоко полюбил своего старшего, умудренного большим жизненным опытом товарища. Он жадно ловил вольнолюбивые мысли Николая Александровича, который готов был пожертвовать жизнью ради будущего, ради освобождения людей от тирании самодержавия…

В декабрьские дни 1825 года Михаил Рейнеке, только что совершивший переход из Архангельска в Кронштадт на фрегате «Елена», гостил вместе с матерью у родственников в родной Латвии. В январе 1826 года он вернулся в Петербург и узнал подробности декабрьского восстания. Его друзья Николай и Михаил Бестужевы были в числе участников.

Рассказывали, что Николая Александровича Бестужева, пытавшегося бежать за границу, схватили в селении Косном, в 8 верстах от Кронштадта, привезли в Зимний дворец связанным, и он отказывался отвечать Николаю I, пока ему не развязали руки и не накормили обедом…

В Петербурге Рейнеке ждало поручение, о котором он не смел и мечтать. Михаилу Францевичу «вверялось начальствование» над Кольской экспедицией.

Адмиралтейский департамент поручал ему проверить правильность съемки Кольского залива, выполненной лейтенантом Винковым в 1741 году, описать острова в устье этого залива и берег Кольского полуострова к западу до границы с Норвегией.