В погоне за утром (Преследуя восход)

Над нами словно взорвались наброшенные сети, поймали Клэр, когда она открывала рот, чтобы закричать, Молл, когда она перебрасывала ногу через поручень, вынимая меч, меня, когда я поворачивался, чтобы криком предостеречь остальных. Нас резко рванули назад, мы перевалились через поручень и кучей сплетенных тел полетели на палубу. Все происходило в молчании; но тут вдруг раздался хриплый крик.

Я рванул сеть, только еще больше запутавшись в ней, зато освободил Джипа, ближайшего к краю. Он вскочил и бросился на поручень. Через палубу за ним прогрохотали тяжелые башмаки, но я увидел, как он бросился за борт совершенно невероятным нырком, выбросив вперед раненную руку. Снизу раздались крики и всплески – матросы, предупрежденные шумом борьбы, попрыгали с лестниц в лодки. Раздалось жуткое завывание Волков, треск пистолетных выстрелов и буханье мушкетов. Мой меч оказался зажатым подо мной, я пытался его достать, корчась и извиваясь, как пойманная рыба, а Молл цеплялась за сеть и рычала поверх меня. Затем, поставив колено мне на живот, она приподнялась и захватила в руки две огромные пригоршни сети, собираясь разорвать ее, и ей это бы удалось, даже при том, что ее внутренний огонь погас. Но над нами нависла Мэй Генри – лицо ее напоминало сырое тесто, глаза были стеклянными, и злобно ударила кафель-нагелем; Молл упала на меня, дергая ногами и держась за голову, и я почувствовал, как она дернулась еще раз, когда кафель-нагель снова опустился на ее голову.

От силы удара бандана соскользнула с головы Мэй Генри, и Клэр, зажатая подо мной и Молл, вскрикнула от ужаса. Под банданой в горле пиратки зияла огромная рваная дыра, черная бескровная борозда, сквозь которую был виден даже блеск спинной кости. Я с воплем вскочил, сбросив с себя Молл, и схватил Клэр. Все еще опутанный сетью, я потащил нас к лестнице, ведущей на квартердек, и мне это почти удалось – появился какой-то прилив сил. Однако я поскользнулся в луже смолянистой слизи и с грохотом упал, чуть не повалившись на что-то жуткое, валявшееся в дверях каюты полубака. Искореженная огнем масса, окруженная огромной звездой обугленной древесины, только смутно напоминавшая человеческую фигуру; но по пряди длинных волос и обрывка черных лохмотьев, сохранившихся в одном углу, я понял, что это была девушка, которую Ле Стриж называл Пег Паупер. В этот раз они пришли подготовленными, и загрязненная вода не смогла погасить их огонь.

Меня схватили за волосы, рывком откинули голову назад. Я смотрел вверх на лица Волков и другие физиономии с суженными от торжества и вожделения темными глазами. Эти физиономии нельзя было назвать красивыми, их линии были более странными, чем у Волков. У них были отвислые ушные мочки, губы изрезаны шрамами, лбы странно плоские и зауженные, и все это было покрыто замысловатым узором чего-то черного: краски или татуировки, так, что почти полностью закрывало медновато-желтую кожу внизу. Что-то взлетело в воздух на фоне сияющего неба и опустилось. Вспышка света, как агония…

Не знаю, полностью ли я вырубился и на какое время. Кажется, я чувствовал, что меня переворачивают, моя голова тошнотворно билась о палубу, ощущал хватку ремней, от которой останавливалась кровь. И я помню, как меня буквально поставили на ноги, скрученного, как борова, – руки, которые были смертельно ледяными. И тем не менее, я, по-моему, был уже тогда на берегу, покачивание было качанием шеста, к которому я был привязан, в листьях снова пел шорох ветра. Моим первым четким воспоминанием была тошнота, приступ рвоты, подступившей к горлу, паника и кашель, когда я чуть не захлебнулся ею. Мне едва удалось повернуть голову и очистить горло, и после этого, хотя мой череп разбухал и сжимался при каждом пульсирующем ударе сердца, я почувствовал себя более живым и готовым воспринимать окружающее. Правда, я был совершенно разбит, измучен, голова кружилась; я даже не был уверен, было ли то, что я мог видеть из несущей меня процессии, наяву или в горячечном сне: мелькание и сверкание вроде факелов, стук вроде барабанного боя и тихий гул голосов. Длинные конечности Волков шагали и шаркали, полупританцовывая в такт глухому барабанному бою. Более короткие ноги шли рядом, голые и покрытые тем же черным узором; красный свет факела и двигающиеся мышцы придавали ему жутко живой вид; это было похоже на решетку, ведущую в ад. Только несшие меня ноги не приплясывали, но тяжело ступали, свинцовые и твердые, как какие-то свинцовые быки. Они не обращали ни малейшего внимания на встречавшиеся им препятствия, но налетали на них или так же небрежно проходили мимо и били о них меня. Избитый, исцарапанный, больной, я потерял всякий счет времени, пока меня не бросили в мягкую траву, при этом шест оказался поверх меня, от удара у меня в голове снова все поплыло. Я едва уловил хриплый шепот, раздавшийся рядом, в темноте.

– Привет.

Сперва я не мог говорить.

– О… привет, Джип. У тебя ничего не вышло, да?