В погоне за золотом Измира

От Тетово до болгарской границы сто двадцать пять миль. Границу я пересек за час до рассвета в багажнике маленького серого двухдверного «Седана», изготовленного в Чехословакии в 1959 году. Переднее сиденье занимали два члена ВРО из Скопье. Они часто ездили в Болгарию и полагали, что никаких проблем не возникнет. Болгары, какой бы ни была официальная позиция государства, сочувствовали македонским сепаратистам. Водитель, широкоплечий, коренастый мужчина с головой, вросшей в плечи, убеждал меня, что на границе нас ждет лишь не слишком уж тщательный обыск.

Его пассажир в этом сомневался. Восстание, хотя уже ставшее достоянием истории, еще держало всех на ушах, так что пограничники, полагал он, обязательно потребуют открыть багажник. Он хотел, чтобы я ехал под задним сиденьем. Но туда я просто не втиснулся, так что улегся в багажнике со «Стеном» в руках, готовый открыть огонь в ту самую секунду, когда поднимется крышка.

Когда мы остановились, пограничник постучал по крышке, попытался поднять ее. Водитель дал ему ключ, но мы сломали один зуб, так что он не пожелал поворачиваться в замке. Я слышал, как заспорили пограничники. Один настаивал на том, чтобы выбить замок выстрелом или вскрыть багажник ломом. Второй, постарше и уже, как мне показалось, порядком уставший, говорил, что знает водителя и уверен, что багажник пуст. Поэтому, мол, незачем портить автомобиль. Какое-то время дело шло к тому, что верх возьмет молодой. Я уже положил палец на спусковой крючок. Но в конце концов они нас пропустили.

Мы остановились в нескольких милях от границы. Водитель достал запасной ключ и выпустил меня из багажника. «Стен» я оставил на месте. Мы выпили бренди, фляжку они отдали мне. Я завернул крышку и сунул фляжку в кожаный рюкзак.

— Ты знаешь, куда идти, брат?

— Да.

— Хорошо. Об Анналии не беспокойся. Она в полной безопасности, и мы позаботимся о том, чтобы ей и дальше ничего не грозило.

— Хорошо.

— И не вини себя за случившееся. Есть же у тебя такие мысли? Ты думаешь, что твое прибытие послужило катализатором?

— Возможно.

— Восстание все равно бы произошло. Пар требовал выхода. Тодор знал, что ты не привез помощи из Америки. Он просто использовал тебя. Твое появление стало сигналом, кометой с небес.

Оно зажгло людей и придало им смелости. Но восстание началось бы и без тебя, хотя в этом случае мы не сумели бы добиться таких успехов.

— Успехов? Но мы... наши люди... их же изрубили в капусту.

— Ты ожидал, что мы победим?

— Нет. Разумеется, нет.

— Ты не принимаешь нас за дураков, которые рассчитывали на победу?

— Но...

— Репрессий мы не ждем. Белградское правительство далеко не глупое. Мы даже кое-что приобретем. Возможно, нашей автономии передадут дополнительные права, из Македонии уедут наиболее одиозные министры-сербы. Это один плюс. А другой состоит в том, что люди поднялись с оружием в руках, чтобы сражаться и умереть за родину. Наше движение питается кровью. Без крови оно хиреет и может сойти на нет. То была ночь нашего триумфа, брат. Мы храбро боролись, и ты стоял с нами плечом к плечу. В Болгарии ты в безопасности?

— Да.

— Ты знаешь страну?

— Дорогу я найду.

— Хорошо. Ты уверен, что не хочешь взять с собой «Стен»?

— Если меня арестуют, едва ли я смогу объяснить, как он ко мне попал.

— Это так. Но если тебя загонят в угол, он придется весьма кстати. Бой был жаркий, и мы вышли из него с честью.

— Это точно.

* * *

И я зашагал на восток, навстречу поднимающемуся солнцу. Ночь выдалась холодной, но лучи солнца быстро прогрели воздух, чистый и свежий. Вокруг зеленели холмы и поля, совсем как в Ирландии. Я не торопился и не опасался брошенных на меня взглядов. Одеждой я ничем не отличался от крестьян, работающих на полях или, как и я, шагающих вдоль дороги. Я знал, что в Югославии меня объявили в розыск. В последние минуты в Тетово, когда Анналия и я прятались в бомбоубежище, ожидая машины, которая вывезла бы нас из города, армейские громкоговорители требовали от местных жителей выдать американского шпиона. Югославы очень хотели арестовать меня, скорее всего, предполагали, что я бежал в Болгарию, но я сомневался, что они вышли на мой след. А попусту волноваться в такое прекрасное утро не хотелось.

Мне уже с трудом верилось, что революция действительно имела место и я принимал в ней непосредственное участие. За прошедшие годы я всякий раз жадно вчитывался в сообщения о восстаниях и переворотах, баррикадах, стрельбах снайперов с крыш, самодельных бомбах, жестокости и героизме, улицах, залитых кровью. Я читал показания очевидцев. Я понимал те ощущения, которые они хотели передать словами. Но чтение — оно всего лишь чтение.