В погоне за золотом Измира

— Сейчас вас, конечно, ищут, но через десять дней напрочь забудут. А уж в Ирландию может приехать кто угодно. В основном из Ирландии уезжают, знаете ли. Вы можете вернуться.

Тут до меня дошло, что она надушилась. Раньше, когда мы сидели вчетвером, она обходилась без духов.

— Вы католик, Ивен?

— Нет.

— Тогда протестант?

— Нет, я вообще не религиозный человек.

— То есть если бы вы захотели, то могли бы стать католиком?

— Если бы захотел.

— Понятно.

— Когда-то я думал об этом. Один мой близкий друг, священник, проявил героические усилия, стараясь обратить меня в свою веру. Не получилось.

— Но это не значит, что не получится и в другой раз, не так ли?

— Ну, не знаю...

Она положила руку на мою.

— Вы можете вернуться в Ирландию. Я не говорю, вернетесь или нет, но можете. И вы можете стать католиком, — щечки ее порозовели. — Это все равно грех, но не такой уж страшный, знаете ли. Если я пойду на исповедь к отцу Дали, а не к отцу О'Нейллу, он не будет очень уж корить меня. Ах, Нора, что ты такое несешь! Говорить об исповеди и покаянии до того, как согрешить! Разве это не грех?

Мы поцеловались. Она удовлетворенно вздохнула, положила голову мне на грудь. Я пробежался рукой по ее черным волосам. Она подняла голову, наши взгляды встретились.

— Солгите мне, Ивен.

— Возможно, я вернусь в Ирландию, приеду в Крум.

— Хорошо!

— И, возможно, да поможет мне Бог, я найду здесь свою веру.

— Какой вы сладкоголосый лгун. Еще одна ложь. Кого вы любите?

— Я люблю тебя, Нора.

Через люк мы тихонько забрались в мое гнездышко под крышей. Я затащил лестницу, поднял люк, закрепил его палкой. Никто нас не услышит, заверила она меня. Отец и брат спят как убитые, а стены практически не пропускают звука.

Она не разрешила мне зажечь свечу. Скинула халатик в уголке и забралась ко мне под одеяло. Мне пришлось еще много лгать о любви, пока, к взаимному удовольствию, мы не утолили любовную страсть.

Я выяснил, не без облегчения, что не был первым лжецом в ее жизни.

Она поспала всего несколько минут. Когда проснулась, нашла мое лицо, мы поцеловались.

— Крошечный грех, — хохотнула она.

— Совсем это и не грех.

— Если в я родилась, чтобы быть безгрешной, меня отдали бы в монастырь, а кто бы тогда заботился о папе?

Она выскользнула из-под одеяла, надела халатик, открыла люк, начала спускаться по веревочной лестнице.

— Теперь ты уснешь, — донеслось до меня.

Глава седьмая

За время, оставшееся до завтрака, я прочитал биографию Роберта Эммета и несколько глав из «Жития святых». Примерно в половине шестого вышел из коттеджа. От земли поднимался туман. Воздух пропитался влагой. Дождь прекратился, но, похоже, мог начаться в любую минуту.

В самом начале седьмого Нора спустилась на кухню, начала готовить завтрак. Одетая в свитер и юбку, она вся сияла. Минут через десять появились ее отец и брат. Мы поели сосисок с ветчиной, выпили крепкого чаю.

Вскоре я вновь остался один. Том отправился в Лимерик, чтобы вернуть велосипед мистеру Малриди и забрать мой костюм и паспорт. Нора ушла в церковь и по магазинам, а Долан — на работу, ремонтировать дорогу к югу от города. Я вооружился пачкой бумаги и стопкой конвертов и начал писать шифрованные письма. Я решил, что уезжать надо побыстрее, чтобы некоторые из моих будущих хозяев представляли себе, что за гость к ним пожаловал. Маршрут я еще не выбрал, пока не знал, какие границы мне предстоит пересечь, поэтому писал в расчете на несколько вариантов, то есть и людям, с кем мог и не свидеться. Жили они в разных странах, от Латвии до Испании, и представляли собой весь политический спектр, от португальского анархо-синдикалиста до монахини в Румынии, жаждущей восстановить монархию.

В текстах я, разумеется, избегал конкретики. Некоторые из моих потенциальных хозяев жили в странах, где соответствующими службами просматривались все письма, поступающие из-за границы, в других иные службы старались знать все и вся о каждом из граждан. Разнообразием письма не радовали. Несколько строк следующего содержания:

"Дорогой кузен Питер!

Прежде всего спешу сообщить, что моя племянница Кристи празднует рождение своего первенца, мальчика. Я хочу поспеть на крестины, путь предстоит долгий, но я смею надеяться на радушный прием и крышу над головой, если ночь застанет меня в твоем городе.

Искренне твой,

Антон".

* * *

Менялись лишь имена и построение фраз, в зависимости от того, в какой стране жил получатель (писал я, разумеется, на его родном языке). Закончив последнее, я запечатал все письма и написал на конвертах те адреса, которые помнил. Остальные нужные мне адреса я намеревался узнать в Лондоне. Практически все организации, в которых я состоял, имели там своего представителя.

Естественно, я не мог отправить эти письма из Крума. Мне вообще не хотелось отправлять их из одного города. Но, по крайней мере, я их уже написал.

Вернувшись, Нора постоянно краснела и отворачивалась от меня.

— Мне велено больше не подходить к тебе.

— Как скажешь.

— Ты так легко соглашаешься?