В пограничной полосе

…Боб приложил ухо к рельсу. Поезд близко. Перебравшись через насыпь, он лег на крутой склон. Постепенно отдышался, но спокойствие не приходило. Он чувствовал опасность. Это чувство заставило его собрать остатки сил и приподняться над рельсами. Из глубины поля, от границы прямо сюда, к спасительному повороту бежал пограничник. На фоне уже начавшего на востоке сереть неба отчетливо была видна его фигура. Боб скрипнул зубами — сейчас бы пистолет. Уложил, и ничто бы не помешало ему спокойно прицепиться к поезду. Боб видел, как пограничник добежал до железной дороги и медленно пошел по шпалам в его направлении…

Первой мыслью Боба было — бежать. Бежать дальше, в поле, бежать куда глаза глядят. Но он отбросил эту мысль, понимая, что спасение его только поезд. А он, как назло, не шел.

Не опуская глаз с приближающейся фигуры солдата, Боб пополз вниз, к основанию насыпи. Стараясь не шуметь, побежал вдоль насыпи навстречу поезду. Но тут увидел огромную трубу, пронизывающую насыпь у самого ее основания. Кажется, опять повезло. Боб, не раздумывая ни секунды, втиснулся в нее. Заскользил по устлавшему дно мокрому от недавних дождей илу. Прополз несколько метров и остановился. Расчет его был таков: пограничник не решится преследовать его здесь, останется наверху. Тогда Боб выйдет на противоположную сторону насыпи и незаметно заберется в вагон.

Если же солдат рискнет ползти за ним в трубу, то все решается еще проще. Надо будет задержать его тут, а потом быстро выползти и уехать. Боб взглянул на крепко зажатый в руке пистолет и обрадовался, что не выбросил его во время бега. Подумал: может, и до конца повезет — пограничник трубы вовсе не заметит…

Человек, который бежал вдоль насыпи, вдруг исчез. Антоничев съехал с насыпи по траве вниз. Даже не отряхнувшись, побежал туда, где исчез бандит. Он уже понял: нарушитель хочет дождаться поезда в трубе. Понял, что обязательно его нужно оттуда выкурить до прихода поезда. Или задержать. Он подошел к темному проему трубы. Антоничеву стало страшно.

В трубе было темно. Преступник загородил противоположный выход, и в чернеющей темени совершенно невозможно было определить, где находится бандит. Он полз, выставив вперед руки. Наткнуться, схватить и не отпускать, пока пройдет поезд. Там видно будет.

И тут с болью яркий, яркий свет.

* * *

Очнулся Антоничев от резкого запаха нашатыря.

— Лежите спокойно, — услышал он женский голос. Антоничев посмотрел в его сторону и увидел, что голос принадлежит жене старшины заставы прапорщика Юкша. Одетая в белый халат, она набирала в шприц лекарство. «Где я?» — подумал Антоничев. Он повел глазами по комнате и вдруг увидел на полу знакомые огромные туфли. Посмотрел вверх и встретился взглядом со старшим лейтенантом Безлепкиным. Тот улыбчиво глядел на него. И вдруг Антоничев вспомнил: труба… шум приближающегося поезда. Где же тот человек? Он рванулся и почувствовал, как крепкая рука легла ему на плечо.

— Говорят, лежи, — это уже был голос старшего лейтенанта Лысенко, — значит, лежи. Того типа, который Сочнева ранил и Пирата убил, старший лейтенант Безлепкин скрутил. Скажи ему спасибо, что вовремя к этой трубе подбежал…

— Спасибо, — буркнул Антоничев. — А кто он такой?

— Преступник. Рецидивист. Хотел уйти за границу.

— Хватит, товарищи, разговаривать. Больному нужен покой, — жена прапорщика прервала их беседу.

Офицеры ушли. Антоничев дотянулся до лежащего рядом обмундирования. Нашел в кармане недописанное другу письмо и смял его.

РОМАН ФЕДИЧЕВ ВЕРСИЯ СВИРИДОНОВА

Времени не оставалось, и старший лейтенант Свиридонов, оставшийся вместо отбывшего в отпуск начальника заставы, понимал: медлить нельзя. Сколько еще осталось? День… два? Неделя? А может, месяц? Поди-ка угадай, усмехнулся он. Не пророк ведь и не ясновидящий, хотя ясновидящим быть сейчас не помешало бы…

Уже третий час, поднявшись с тропы, они с сержантом Ивановым вглядывались в противоположную, «чужую» сторону гор, по которой, как усталые путники, были разбросаны столбы телефонной связи. Ничего особенного в них не было, даже Свиридонов, прибывший на заставу с повышением всего восемь месяцев назад, уже привык к ним и каждый из столбов узнавал по наклону. Даже шутил: а прилепить бы им имена из отечественной классики… вон тот — точный Плюшкин.

Напротив Плюшкина они и лежали сейчас с сержантом Ивановым, всматриваясь в рыжеватую, без единой травинки, полосу щебневых осыпей. Он словно пожадничал, не пустил своих сородичей вдоль горы, и те поковыляли прямо в гору, сутулясь еще больше. Последний, четвертый от Плюшкина столб терялся в расщелине, откуда рос у горы «палец». Разглядеть там людей — дело безнадежное, хотя до расщелины не более трех километров: туман, казалось, прописался там навсегда.