В поисках «Американской мечты» — Избранные эссе

Когда американец приезжал в Советскую Россию, то часто в той или иной форме слышал решительные мнения и отзывы об Америке. Конечно, официальная советская пропаганда ругала американское правительство, общество и культуру, обличала «ужасы» и несправедливости американской жизни, нередко преувеличивая их до смехотворных масштабов; поэтому слишком часто естественной реакцией русских людей была такая же преувеличенная идеализация «сладкой» жизни в Америке. Сколько раз в наших разговорах русские обрушивались на меня, как только я пытался хотя бы в самой мягкой форме критиковать политическую или общественную жизнь США! Казалось, русским людям в то время требовалась вера в чудесную американскую жизнь — возможно, как своего рода психологическая компенсация за трудный советский быт или как гарантия морального превосходства и осознания собственных проблем как «величайших», не идущих ни в какое сравнение с «легкой жизнью» за границей. После множества подобных разговоров я сдался и больше не пытался разъяснять русским особенности американской жизни. Мне стало ясно, что они не могут или не хотят понять и принять мои слова; поэтому в конце концов я решил не разрушать их воздушный замок. А в то же самое время некоторые американские либералы и социалисты безусловно верили в обратное: какая же чудесная жизнь в СССР по сравнению с проблемами и недостатками Америки! Когда я возвращался из интереснейших многомесячных поездок в Советскую Россию, американские друзья в Калифорнии не слишком интересовались моим опытом. Разговор получался приблизительно такой: «О, привет, Стивен! Ну как тебе Россия?» «Это был самый интересный опыт в моей жизни». «О, замечательно! Ну ладно, до скорого!» Вопрос закрыт, разговор окончен! Сравнительно немногие, как правило, хорошо образованные и разносторонние люди, действительно проявляли интерес. Казалось, некоторые даже начинали что-то понимать в моих рассказах о «той жизни». Но подавляющее большинство просто не верили, когда я пытался поведать о моей встрече со страстной и полной поэзии русской душой; мои собеседники вежливо и деликатно давали понять, что я просто фантазирую! Вконец разочаровавшись, я бросил уверять американцев в том, какой изумительно волшебный опыт общения мне довелось пережить во время поездок в Россию (главным образом, в Москве и Ленинграде). Я очень хорошо понял, что имел в виду Кеннан, когда писал об «одинокой радости путника, который наконец-то взошел на ледяную и бесприютную вершину горы, где немногие были до него, куда немногие смогут дойти, и немногие поверят в то, что он там побывал».

Поездка в Советскую Россию могла быть интереснейшим опытом, социальным и психологическим откровением для американца или другого западного человека, хотя по моим наблюдениям очень немногие из приезжавших сюда американцев были для этого достаточно восприимчивыми, душевно чуткими и интеллектуально зрелыми. Именно об этом писал Вальтер Шубарт в своей книге «Россия и человек Запада» (1938):

Русские и европейцы олицетворяют друг для друга иной мир. Когда европеец смотрит на русского, а затем на себя, он предстает перед собой в новом свете. В этом невероятная ценность такого сравнения! Сравнивая себя с русским, европеец способен познавать себя все глубже и глубже. То, что раньше казалось ему само собой разумеющимся, теперь покажется странным; очевидное станет вызывать вопросы. Европеец вдруг обнаружит, что привычные для него явления могут оцениваться по-разному в других странах. Это обретение новых возможностей, критериев и перспектив открывает путь для глубочайшего самоанализа, а такой новый взгляд на основы нашей природы составляет сущность духовного обновления и тайну перерождения [102].

Обобщая, можно сказать, что чем более серьезной личностью был американец или европеец, чем больше у него было опыта, мыслей, чувств, наблюдательности и восприимчивости — тем большее впечатление производила на него Россия и ее народ. В России были тайна, новизна и глубина, хотя большинство западных людей были невысокого мнения о советской системе, ведь любой иностранец мог заметить, как жестко она контролировала частную жизнь человека по сравнению с жизнью на Западе. Как писал Николай Бердяев:

Oчeнь cвoeoбpaзнo cтpoeниe pyccкoй дyши и oтличaeтcя oт cтpoeния дyши зaпaднoгo чeлoвeкa. B pyccкoм Bocтoкe oткpывaeтcя oгpoмный миp, кoтopый мoжeт быть пpoтивoпocтaвлeн вceмy миpy Зaпaдa, вceм нapoдaм Eвpoпы. И чyткиe люди Зaпaдa этo пpeкpacнo чyвcтвyют. Иx пpитягивaeт зaгaдкa pyccкoгo Bocтoкa [103].