В поисках анаконды

— В молодости, — рассказывал он на хорошем испанском языке, — я ходил, как и вы, в рубашке, штанах и ботинках. Однако жизнь белых была мне не по душе; я отправился к индейцам сиóн, на реке Какета, и поселился там. Меня выбрали вождем. Но и там мне не понравилось; я продолжал путешествовать, пока не оказался здесь, на Сукумбио (так называют кофаны Сан-Мигель). У кофанов я почувствовал себя хорошо. Оделся на их лад, женился на местной женщине — в общем, зажил, как все кофаны. Здесь меня тоже выбрали вождем. После белые назначили меня губернатором или верховным вождем всех кофанов. Уже шестнадцать лет я занимаю этот пост. Не раз и с белыми приходилось поспорить! Когда началась война с Перу, они хотели забрать кофанов в армию. Но я сказал «нет». А потом появились миссионеры — хотели проповедовать среди кофанов. Я опять сказал «нет». Кофаны лучше всего чувствуют себя тогда, когда в их жизнь не вмешиваются чужаки!

На хижине Франсиско висит доска с надписью «Гобернадор, Сан-Мигель, Колумбия». Кроме того, его наградили жезлом с серебряным набалдашником, на котором выгравированы слова: «Гобернадор де Путумайо».

Самая крупная группа кофанов живет в верхнем течении реки Сан-Мигель, в поселке Санта-Роса-де-Сукумбио. Чтобы попасть туда, нам требовались еще лодки и люди. Франсиско вызвался помочь; три дня спустя наш отряд смог продолжать путь, пополнившись двумя лодками и девятью кофанами. Наши новые спутники прекрасно знали реку и отлично управляли лодками, и нам потребовалось всего четыре дня, чтобы добраться до цели.

Санта-Роса-де-Сукумбио находится на острове там, где белопенная Рио-Руми-Яку сливается с Сан-Мигелем. Впрочем, индейцы обитали здесь только временно. Выше по реке Руми-Яку находилась настоящая деревня, большая, с удобными хижинами, но жителей выгнали оттуда… тараканы! Правда, и на новом месте было немало этих неприятных насекомых; в остальном же кофаны устроились довольно уютно. Мы разбили большой лагерь неподалеку от индейских хижин, сделали из бамбука настоящие нары, столы и скамейки и даже оборудовали темную комнату для проявления негативов. (Она служила также нашим тайным баром.)

Кофаны приняли нас не слишком холодно, но и не очень сердечно. Они вели себя сдержанно и недоверчиво, и первые дни нашего знакомства не обещали ничего хорошего. Собственно, иного приема не приходилось и ждать. Я уже говорил, что индейцы по прежнему опыту составили себе не очень-то лестное представление о белых. Понятно, что кофаны не приветствовали наше вторжение, хотя бы и с разрешения их верховного вождя. Особенно нас смущала их замкнутость. Мы мечтали записать на магнитофон песни кофанов, но индейцы отказались петь: заявили, что у них вообще нет песен и они никогда не поют! Такой же ответ мы получили и насчет плясок. Трудно было поверить этому: песни и пляски распространены среди всех диких народов. Шли дни, отношения улучшались, и индейцы стали общительнее. Они убедились, что мы приехали с мирными намерениями; сыграли свою роль и наши товары и подарки. А кроме того, в нашу пользу говорили игрушки, которые мы раздавали ребятишкам, и… музыка.

Однажды мы торжественно пригласили соседей на концерт, и вечером кофаны пришли к нам в лагерь послушать музыку. Наш звукозаписывающий аппарат был оснащен усилителем и динамиком, а в багаже имелось много записей, начиная от Моцарта и Бетховена, кончая шведскими рождественскими плясовыми мелодиями и матросскими вальсами. Концерт прошел с огромным успехом. Больше всего захватила кофанов классическая музыка; они слушали ее затаив дыхание. И позднее, когда они просили нас сыграть что-нибудь, то всегда заказывали Бетховена и Моцарта. Чтобы оценить подлинно прекрасное искусство, вовсе не обязательно обладать высокой культурой.

— Ну что ж, — сказал я как-то вождю, — теперь вы послушали нашу музыку и наши песни. А когда вы споете для нас?

Индейцы посовещались, причем совещание время от времени перебивалось громким смехом, наконец вождь объявил:

— Мы, мужчины, поем, только когда выпьем яхé (наркотический напиток), но наши женщины споют для вас.

И женщины спели, притом с величайшей готовностью. Это было все равно, что слушать стайку щебечущих птиц. Песни кофанов подчинены определенному канону: женщины вступали одна за другой и так же поочередно смолкали: заканчивала песню та, которая вступила последней.

Много песен услышали мы в тот вечер, и магнитофону пришлось основательно поработать. А потом Олле дал индейцам прослушать запись. Восхищению кофанов не было предела, их взоры, устремленные на Олле и его чудесные аппараты, выражали почтение и восторг.

Я спросил нашего переводчика, о чем говорится в песнях кофанов. «Обо всем на свете», — ответил он. Так, женщины прямо на ходу сочинили песню о белых мужчинах, которые приехали в гости и очень понравились индианкам, потому что не пили сами и не спаивали их мужей!

Обычно бывает как раз наоборот. Комерсиантес, торговцы, которые иногда пробираются сюда, чтобы выменять себе лодки, шкуры и другие товары, охотно подпаивают индейцев: пьяных легче надуть…