В поисках Аполлона

Нас встретили жена Игоря Нина и его брат, высокий, худой парень лет двадцати двух, которого все звали уменьшительным именем Стасик. Что касается Нины, то была она довольно полная, медлительная, спокойная. Я смотрел на нее с особой симпатией: ведь жены людей, увлекающихся чем-либо, – это особая статья. Попробуй-ка любить того, кто тебя, может быть, и любит, но думает без конца все же не о тебе, а, например, о путешествиях и фотографии или о коллекции бабочек, как Игорь Максимов! Тут нет другого выхода, как только полностью разделять любовь твоего мужа, а следовательно, знать предмет его любви и быть готовой либо сопровождать его в бесконечных поездках и экспедициях, либо терпеливо ждать и ни при каких обстоятельствах не оскорблять его святого пристрастия, не вступать в конфликт на этой почве, даже если иссякает терпение. Если же не хочешь принять правила игры, которая в данном случае и есть сама повседневная жизнь, то лучше расставаться сразу.

О, Нина Максимова разбиралась в бабочках превосходно! Это я понял по ее репликам еще до того, как Игорь начал детально знакомить меня со своей коллекцией, когда мы, ввалившись в дом в столь позднее время, сели за стол в просторной лоджии, из которой сквозь щель в занавесках видно было звездное азиатское небо. В Средней Азии принято засиживаться допоздна – может быть, потому, что дневная жара наконец спадает и мысли, вялые и скорчившиеся от высокой температуры воздуха, оживают и вырываются на свободу. Но еще до того, как я стал свидетелем высокой эрудиции Нины в вопросах экологии, этологии и систематики чешуекрылых, пришлось изумиться другому. Ведь мы с Игорем жили в разных совершенно краях, в нескольких тысячах километров друг от друга, и климат, в котором мы жили, был разный, и окружение разное. Но у меня возникло такое ощущение, что я разговариваю с ближайшим родственником, с братом. По-моему, то же самое приблизительно испытывал и он. Одно только, пожалуй, нас разделяло: он бабочек ловил, а значит, лишал их жизни, губя тем самым в какой-то степени красоту природы, я же принципиально считал, что ловить их нельзя, я их фотографировал, не губя, и гордился тем, что, запечатленные мной на пленке, они еще некоторое время продолжают наслаждаться жизнью. Вот только это и вызывало некоторую натянутость в моем отношении к нему, и он это чувствовал, в остальном же наши мнения по самым разным вопросам удивительно совпадали. Нечасто удавалось мне встретить таких единомышленников даже среди своих близких знакомых!

Даже в том, что коллекция Максимова располагалась в ящиках старенького письменного стола, было нечто, сближающее нас. Этакое, если можно так выразиться, «кулибинство», общая почему-то черта многих наших доморощенных специалистов, умельцев. Я-то ведь тоже уже десять лет к тому времени пользовался в своей охоте одним и тем же отечественным фотоаппаратом – «Зенитом-Е», что вызывало подчас улыбку, а подчас и вполне искреннее недоумение некоторых моих знакомых фотографов, увешанных с ног до головы импортной аппаратурой и кофрами со всевозможной мудреной оптикой. Ничего не имею против хорошей аппаратуры и оптики, возражаю только против того, чтобы приобретение того и другого превращалось в предмет самоутверждения и самоцель. Фотоаппарат, объектив, любое приспособление – это ведь только средство, и не более того! Средство для главного – для поиска, фиксации и передачи другим того, что видишь ты в счастливых своих путешествиях… Пока «Зенит-Е» удовлетворял меня, как и наши объективы «Юпитер-11», «Юпитер-8», как и наш старенький диапроектор «Свет», который хотя и не автоматический, но зато никогда не отказывает, прост в обращении, и его легко починить… И все же столь скромное пристанище богатейшей коллекции Максимова – одной из самых богатых, если не самой богатой в Таджикистане, по словам Елены Михайловны Антоновой, вызвало недоумение даже у меня.

После чая мы перешли наконец к осмотру коллекции. И надо было видеть, с какой радостью, с каким истинным наслаждением Игорь Максимов выдвигал ящички, демонстрируя мне сапфир, яхонт, аметист, изумруд, червонное золото и уж не знаю какие еще драгоценности, переливающиеся на крыльях бабочек! Я-то, глядя на него, отлично понимал, что дело тут не только в изумительной красоте наколотых в ящички когда-то летавших созданий – главный интерес в том, как попали они сюда, при каких обстоятельствах, где пойманы были и когда…

– Милитейки, – ласково произносил Игорь, показывая ящик с шашечницами и перебирая, оглаживая взглядом каждую маленькую рыжевато-пятнистую бабочку. – А вот голубяночки, моя любовь, – сказал он, когда выдвинул очередной ящичек и вспыхнуло его содержимое бирюзой и сапфиром. – Прелесть, правда?

Как было не согласиться с ним, если голубянки и моя любовь. Никого не могут оставить равнодушными эти небесно-голубые, прямо-таки ангельские создания, которые действительно не приносят вреда и словно созданы для того, чтобы мы наслаждались их красотой! Как было не согласиться с ним, если его лицо прямо-таки сияло в восхищении…