В поисках Авеля

«Вот, наконец, и мне повезло, – думала она. – Это стыдно на фоне Дела, но ведь правда». Ей физиологически было с этим мальчиком так хорошо, как только в мечтах представлялось когда-то. Как будто она с Мишей. Которого тогда так любила, а он любил не ее, а Наташу Климову. Никто не звал его Мишей – только она наедине с собой. Другие звали по фамилии – Соколов. Или Медведь, Петр Васильевич, Каин. А она звала Мишей. После его гибели ей стало казаться, что он внутри нее: укрывается, как зародыш, в чреве, струится по кровеносным сосудам, тихо, как котенок лапкой, трогает мозг. Это странно, он был такой шумный, огромный. Его принимали за циркового борца, такой огромный он был. Но это тогда, когда он принадлежал всем. А теперь, когда его повесили, он стал только ее, и помещался весь без остатка, когда она прятала его внутри себя под сердце.

А Мозырецкий оказался слабак, хоть был когда-то бойцом. Андруся! Напрасно она с ним пошла в его дешевые номера и отдалась в тот же вечер, когда они встретились. Напрасно столько времени позволяла себя любить. Тряпка! Люба, Любочка, пойми, я готов сделать все для успеха дела, но сам не могу. У меня в Коломне семья, мальчик, две девочки, у жены туберкулез. Кроме моего жалования – ничего, все накопления съела болезнь, ей надо в Крым, на кумыс, нанимать няню. Если со мной что случится, они не выживут физически. Понимаешь? Я все, что надо, сделаю, достану, но сам на дело – не могу, не пойду. Андруся! Променявший пьедестал героя на мещанский благополучный мирок! Что ж, коли так, значит сам уступил место в истории неоперившемуся мальчишке.

* * *

Рош ха-Шана[21], первый день месяца Тишрей, приходился на четверг, 28 сентября. Дедушка сказал им, что они обязательно должны быть в молитвенном доме со всеми, потому что накануне он видел сон. Он так сказал «Сон», как будто это было что-то особенное. Спорить не хотелось, старик в последнее время стал так плох, что они пошли.

Синагога полным-полна, надо пробираться сквозь толпу, прикрывая старика с боков, как маленького. Вот, дедушка, видишь, вот амвон и ковчег со свитками Торы. Вот кантор в накинутом на плечи талесе. Вот раввин в торжественном облачении, с ухоженной бородой. У него по бокам – батланим – почетные члены общины. На скамьях постоянные прихожане с молитвенниками в руках. Ну вот мы и пришли. Как ты хотел, всей семьей.

Проносят свиток Торы – золотой лев вышит на бархате – и каждый прикасается к нему бахромой талеса, целует ее. Братья тоже тянутся к проносимой святыне, хоть и нет в них веры, и страха нет. Но и в голосах молящихся что-то не то, не слышно в их молитвах мольбы и трепета, не слышно ужаса перед Судией.

А ведь он запишет, что каждому уготовано в новом году: кто вознесется, кто упадет, кто будет жить и кто умрет; кто утонет в воде, кто сгорит в пламени, кого ударят пулей в затылок, кому осколком развалят живот, кого заколют штыком, кого отравят газами, кто сгинет в тифозном бреду, кто обратится в прах от голода, а кто от горя.

Кантор командует:

Тейкио-шворим-труа-тейкио.

Тейкио – долгое, протяжное Ту-у-у-у-у – слушайте!

Шворим – троекратный сигнал Туру-туру-туру – призыв, все сюда;

Труа – девять раз короткие, отрывистые звуки: Ту-ту-ту-ту-ту-ту – ту – ту – ту!

И снова Тейкио – долгое, протяжное Ту-у-у-у-у!

Ревет шофар. Выпевает кантор.

Тебе, о Всевышний, все открыто, все тайны мира от создания его – ничто не забыто пред троном Твоим…

Голова его спрятана под талесом. Что он плачет, как беспомощный ребенок? Что натворил? В чем грех его? Убил кого? Ограбил? Нарушил клятву? Тору осквернил?

Вот я, бедный деяниями, стою здесь напуганный, в смятении, чтобы молить Тебя за народ Твой, который послал меня, недостойного, просить у Тебя милости… Ты всемогущ и грозен, но Ты и Судия – Справедливый, Милосердный, Всепрощающий! Так не отвергай же молитвы моей, услышь меня!

Кантор вдруг вскакивает, вскидывает руки над головой, из груди его леденящий душу крик: Шад-д-дай!.. Всевластитель!.. Громоподобный рык сотрясает своды, все собравшиеся повторяют за ним, молят Господа своего о спасении…

Так начался этот год – от сотворения Мира пять тысяч шестьсот семьдесят седьмой.

* * *

В «Могилевском вестнике» заметка: