Пока они говорили, гостеприимные разбойники освободили шрийцев от необходимости носить с собой широкие охотничьи ножи. Насколько я успел убедиться, они ими все равно никогда не пользовались, и теперь не возражали против грабежа. Затем последовали многочисленные поклоны и рукопожатия, пошел по кругу тот же вязкий напиток и даже кубок с тигриной кровью (от которого гости вежливо отказались).
— Зачем тебе нужны волшебники, Дарг Сай? — спросил Оссиф.
— Эта дикая тварь сильно потрепала одного беднягу. Зубы у этой старой кошки были отменные; теперь женщины, наверное, уже растащили их на ожерелья. — Дарг Сай рассмеялся:
— Ты поможешь ему? Люди из Красного лагеря сказали мне, что тебе нужна моя кузница. Это будет платой, хорошо? За то, что ты его вылечишь!
Гайст ответил, что осмотрит раненого, и определит, чем ему можно помочь. Глаза Дарга Сая пристально изучали мое непокрытое лицо, между тем как остальных больше интересовали мои сапоги.
— А это кто? Он не шриец, не хессек и не симейз. На масрийца тоже не похож. Кто же он?
— Он с севера, — сказал Гайст.
— С севера — что значит с севера? — настаивал Дарг. — И потом, язык-то у него есть?
— И язык, и зубы тоже, — ответил Гайст веселым голосом, хотя, вероятно, это было предупреждение. Разбойники нередко бранились и угрожали друг другу; но если это делалось с улыбкой на лице, никто на такие вещи не обращал внимания, но попросить глоток воды с постной физиономией — значило навлечь на себя всеобщий гнев. — Но я жажду услышать его голос, — сказал Дарг. — Он бесцеремонно ткнул меня пальцем в грудь и с ухмылкой произнес:
— Эй, парень, порадуй нас хоть словечком.
Еще год назад подобное обращение вызвало бы во мне взрыв ярости. Но теперь я низко поклонился и, разумеется, с улыбкой на лице произнес:
— Радость, которую я доставлю тебе своими словами, — ничто по сравнению с удовольствием, с которым я слушаю твои.
Глаза его вылезли на лоб от удивления, при этом один смотрел на меня, другой — на мой пояс. Соскочив с лошади, Дарг Сай бросился ко мне, обнял и похлопал по спине, заливаясь раскатами хохота. Дело в том, что я непроизвольно заговорил на том языке, на котором говорили между собой разбойники, и он принял меня за своего, невзирая на мою одежду и внешность. Он настойчиво предлагал мне выпить вина и тигриной крови и приглашал меня совокупиться с его женщинами и с его сыновьями.
Он подвел меня к палатке с искалеченным разбойником, восторженно рассказывая о том, какой искусный целитель Гайст. Гайст и его братья последовали за нами; рядом шли их женщины и, осторожно посмеиваясь, отбивались от нападок разбойников — то неизвестно откуда доставая змею, то вдруг загораясь белым сиянием.
Жилища в лагере были самые разнообразные — каменные хижины, потрепанные палатки, плетеные хибары. В центре поселения в скале был выбит источник свежей воды, вокруг которого росли сморщенные фруктовые деревья. Там, в пещере, лежал без сознания человек с сильно покусанной правой рукой. У ног его, рыдая, сидел мальчик. Дарг сгреб его в охапку и звучно поцеловал, возвещая громким голосом, что пришли волшебники, и все будет хорошо.
Гайст и Оссиф склонились над больным. На его груди тоже были отметины от копей хищника, но они опасности не представляли. Рука же была в плачевном состоянии. Врач из города давно бы уже отрезал ее и сделал культю, чтобы предотвратить гангрену.
— Все дело в том, что его лошадь была приманкой, — объяснил Дарг. — Вдруг, откуда ни возьмись, выскакивает тигр и набрасывается на них. Раз — и он уже откусил ему пол руки. Наверное, подумал, что это закуска, старая бестия.
Мальчик всхлипнул.
— Боюсь, что ему придется расстаться с рукой, — сказал Гайст.
— С правой рукой! — проревел Дарг. — Только подумайте — это рука, в которой ему держать нож! Вы должны ее спасти. — Он, улыбнувшись, почесал подбородок. — Спасти — или не видать вам кузницы.
Гайст, выпрямившись, подошел ко мне и заговорил на правильном масрийском языке:
— Я постараюсь ему помочь, но он все равно может умереть. Разбойники из Восточной Пустыни не понимают, что мы фокусники, а не волшебники. Мы не умеем исцелять людей. Среди нас есть только один человек, который сможет это сделать.
— Нет, — сказал я.
— Значит, ты отказываешься использовать свою Силу не только во зло, но и в добро? Значит, жизнь тебя ничему не научила?
— Я поклялся, что никогда больше не буду заниматься волшебством, Гайст. И я сдержу эту клятву.
— Тебе еще жить много лет. Ты подумал, сколько раз тебе еще придется вот так же заставлять себя отказывать людям в помощи?
Раненый зашевелился и слабо застонал от боли. Мальчик подбежал к нему и обхватил его здоровую руку своими.
— Меня это мало трогает, — сказал я Гайсту, как будто он специально организовал это представление, чтобы разжалобить меня.
— Но, Вазкор, — произнес Гайст, — разве тебя когда-нибудь трогало человеческое горе?
Я не ожидал от него такое услышать. Слова его задели меня за живое, разбередили давно зажившие раны.