Из дворика на широкую террасу вела колоннада. Высокие алебастровые лампы излучали мягкий свет, который делал синюю темноту еще более контрастной, а в центре освещенного места я увидел сцену из тех, что художники непременно хотят запечатлеть на стене какого-нибудь дворца.
С ней были две девушки, они обе полулежали на ковриках и подушках у ее кресла. Ближайшая девушка играла на прямоугольной восточной арфе. Свет ламп поблескивал на дрожащих серебряных струнах, и казалось, что звуки текут с них, как вода. Она была масрийкой с янтарной кожей, над плечами, украшенными драгоценностями, – черные вьющиеся волосы; на ней была кофточка и складчатая юбка, как у масрийской дамы, из атласа, чей бронзовый тон сочетался с цветом волос другой девушки. Несмотря на загар, было ясно, что та была другой крови, и ее длинные бронзовые локоны падали мягкой волной на грудь и черные масрийские одежды, которые, в свою очередь, гармонировали с черными кудряшками музицировавшей девушки. Как пара прекрасных гончих, они склонились к ногам женщины, сидевшей за ними. Я запомнил ее не совсем такой. Трудно сохранить подобный образ – это все равно, что пытаться запомнить пейзаж: каждый камешек, цветок и травинку. Всегда найдется какая-нибудь деталь которую забудешь или запомнишь неправильно.
На ней было платье из шелка цвета меди и тяжелое золотое ожерелье, но это я едва увидел. Она слушала арфу, ее глаза были полуприкрыты, взгляд – отсутствующий, она лениво поглаживала волосы девушки-чужестранки, прислонившейся к ее коленям. Лицо Малмиранет могло бы сказать вам многое, но вы бы не были уверены, правдиво ли это, если она сама не скажет.
Арфа издала последнюю ноту. Это была странная мелодия – не веселая и не печальная. Масрийская девушка склонила голову, другая девушка, наоборот, подняла свою, и Малмиранет, нагнувшись поцеловала ее в губы, что заставило бешено заколотиться мое сердце.
Яшлом и я оставались в тени стены. Я – чтобы поглядеть, он, полагаю, из вежливости.
Малмиранет поднялась, сияние ламп змеилось по ее шелкам. Она легко прошла по террасе, остановилась у колонны футах в четырех от нас и сказала, глядя в темноту:
– Вероятно, мой несравненный муж прислал кого-то убить меня наконец?
Она угрожающе застыла, как свернувшаяся змея перед броском.
Яшлом подошел к ней, поклонился и вручил кольцо, которое дал ему Сорем.
Она молча взяла кольцо, осмотрела его; глядя прямо перед собой и почти не изменившись в лице, спросила:
– Настолько плохо?
– Настолько, мадам, – ответил Яшлом.
Она была одного с ним роста. Я вспомнил, что ее глаза находились почти вровень с моими.
– Тогда больше не будет вопросов, – сказала она и обернулась, чтобы взглянуть на своих женщин. Они встали и ожидали ее приказания. Обе они были очень красивы, но рядом с ней казались нарисованным пламенем возле настоящего огня.
– Вы слышали, что сказал капитан Яшлом, – сказала она им. – Насмет, готов ли кувшин вина?
Масрийская девушка лукаво улыбнулась, и обе, позвякивая браслетами, исчезли между колоннами.
– Мадам, – сказал Яшлом, – мы должны немедленно уйти.
– Прошу прощения, капитан, – сказала Малмиранет, – но это как раз то, чего мы не должны делать.
– Ваш сын… – начал Яшлом.
Она перебила его с мягкой настойчивостью:
– Мой сын сказал бы вам, что в этом вы должны положиться на меня. Вы заметили пять дураков, обивающих пятки наверху, в Рыбном дворике? Впервые за многие годы, капитан, муж увеличил мою охрану, без сомнения, предупрежденный принцем Баснурмоном. Было бы ошибкой оставлять в саду тела охранников из Малинового дворца после того, как мы уйдем отсюда, потому что ночной патруль, обнаружив это, сразу поднимет шум. Насмет и Айсеп – сообразительные девушки. Они завели знакомство со стражниками как раз на случай вроде этого. Нам придется подождать примерно треть часа. Присаживайтесь, пожалуйста.
– Мадам, – начал опять Яшлом.
– Яшлом, – сказала она, – две прелестные юные женщины и кувшин вина со снотворным разберутся с пятью охранниками верно и окончательно. Гораздо лучше, чем ножи, которые вы со своим товарищем попробуете воткнуть в их спины, как бы тихо вы ни действовали.
– Можно ли доверять этим женщинам? – спросил Яшлом.
– Полностью.
Ее убежденность передалась и ему, он больше ничего не сказал и сел, когда она снова его пригласила. В любом случае, девушки обращались к ней «императрица» – и это не было вызвано страхом и не казалось ритуалом.
Она не обращала на меня внимания, считая меня, очевидно, подчиненным Яшлома.
Тогда спросил я:
– А как быть с охранником у ворот? Его тоже отравят?
Она обернулась и подошла туда, где я стоял, все еще не видя меня в темноте за светильниками.
– Порсуса нечего бояться. Мы с ним старые друзья. Как-то я уже покидала этот дом при его попустительстве.
Яшлом, не вмешиваясь, сидел у края террасы, и я вышел туда, где она могла меня видеть.
– Я все думал, как вам это удалось. Тогда, ночью, когда вы разыскали меня в Пальмовом квартале.
Она задержала дыхание и отступила, как будто испугалась, обнаружив меня здесь.