В поисках Беловодья(Приключенческий роман, повесть и рассказы)

Уйба гикнул на лошадей. Тит осадил своего коня, чтобы стать в конец каравана. Задержавшись у арбы, он улыбнулся Тане. Она посмотрела на него с завистью. Из всех казачек выдавалась она ловкостью и сноровкой в верховой езде, и вот ей приходилось качаться в арбе! Уйба клялся не раз, глядя на хозяйку, что у него хватит еще сил и удальства на баранту[11], но Тит сурово запрещал ему и говорить об этом.

Таня покорилась своей участи.

Тем с большим удовольствием представляла она себе возможность, хотя бы на ночлег, покинуть арбу.

Сверх всякого ожидания аул показался очень скоро.

Он состоял всего лишь из двух — трех десятков юрт, расположенных далеко друг от друга, хотя табуны лошадей и следовавшие за ними стада баранов были, как все видели, очень велики. Уйба заключил, что будет иметь дело с богатыми сородичами, и оказался прав.

В огромном котле возле ближайшей юрты варилось мясо: летом оно составляет пищу только зажиточных кочевников. Возле котла хлопотала женщина в шелковом джаулыке[12]. Белые кошмы на юрте были расшиты позументами. Все свидетельствовало о богатстве.

Уйба с величайшею вежливостью приветствовал женщину.

— Скот и домашние ваши здоровы ли? — осведомился он.

В ответ последовала благодарность и столь же предупредительно высказанная заботливость о скоте спрашиваемого, а затем и о его домашних. После обмена любезностями, разумеется, последовало приглашение остаться гостями в юртах Абулхаира. Так назывался хозяин юрты и аксакал[13], проверявший в данный момент охрану своих стад.

Уйба поблагодарил и соскочил с лошади.

— Аксакал будет рад видеть вас и слышать от вас новости, — сказала женщина и отодвинула кошму, заменявшую дверь юрты. — Входите и будьте гостями.

Таня первой вошла в юрту, улыбаясь хозяйке. Она с удивлением и любопытством знакомилась с той свободою, какою пользовались женщины у киргизов. Они не закрывали лица, как большинство женщин, исповедующих ислам. Неся на себе все обязанности по хозяйству, от стряпни до перевозки юрт во время кочевок и установки их на новом месте, они сами и распоряжались в своем хозяйстве. Они не только не спрашивали советов у мужей, но, наоборот, часто принимали участье своими указаниями в делах мужчин. Мужья их знали только скот. Благополучие стад было важнее всего на свете. Мужчины несли ответственность за выбор пастбищ, охрану скота, благоустроенность зимовок.

В строгих раскольничьих семьях казачка имела меньшее значение, чем у презираемых ими кочевников. Девушка подвергалась большим унижениям там, в чистых деревянных избах с огромными божницами по углам, чем здесь, в темных и душных юртах, где мало думали о боге и его пророках.

Таню провели на почетное место в юрте. Этот киргизский «красный угол» помещался в противоположной от входа стороне. Он был устлан дорогими коврами поверх расшитых кошм. Дома Тане не приходилось сиживать еще никогда в красных углах, да и вряд ли когда-нибудь у казаков добивалась женщина такой чести.

Вероятно, для того, чтобы подчеркнуть еще более уважение к гостям, женщина удалилась на хозяйскую, правую от входа, половину юрты. Она была отгорожена чиевой ширмой. Тут хранятся обыкновенно у киргизов всякого рода припасы и сундук с лучшими вещами. По шёпоту и шороху Таня догадалась, что женщина принаряжалась сама и наряжала дочерей для выхода к гостям.

Пока там занимались туалетом, она оглядывала невеликое хозяйство киргизской семьи.

В левой части юрты, отводимой обычно для взрослых детей, стояла постель девушек. Возле нее лежали части ткацкого станка, вероятно, только что разобранного после работы.

В углу у двери, прикованный к кереге[14] сидел беркут. Это был великолепный экземпляр хищника темно-бурого цвета с желтой головой и белым пятном у хвоста. В нем было до полутора аршин высоты. Гроза степного зверья, затравивший на своем веку не мало лисиц, зайцев и даже волков, тут в юрте он был смирнее собаки. Покоренный навсегда человеком, он, должно быть, и на охоте, выпущенный на волю, следил из-под облаков за хозяином с собачьей верностью.

Он по-собачьи заворчал, когда Таня подошла к нему, и по-собачьи же ласковым клекотом откликнулся на выход хозяйки. Хозяйка начала приготовления к ужину на единственном низеньком круглом столике.

В ту же минуту взрослые девушки, дочери Абулхаира, окружили Таню.

Оставив свои рукоделия, они засыпали гостью расспросами. Она довольно хорошо изъяснялась по-киргизски, но девушки, оказалось, не хуже говорили по-русски. Киргизы вообще поражают своими способностями к языкознанию. Девушки же, давно не видавшие русских, прямо-таки щеголяли друг перед другом обилием известных им слов. Таня должна была сообщить все слышанные ею за двенадцать дней пути новости. Большинство их было уже известно, но это вовсе не мешало слушать их с новым интересом.