На предварительном этапе работ Петри предстояло доказать, что особое внимание Файюму было уделено фараонами XII династии Среднего царства (2000–1780 гг. до н. э.). Именно эти «фараоны-инженеры», величайшим из которых был Аменемхет III, возвели грандиозные плотины, чтобы сдержать озеро, поднять плодородие земель и направить воды нильского разлива в оросительные каналы. Некоторые из фараонов перенесли в этот район свою столицу и построили много пирамид в таких соседних поселениях, как Гавара, Кахун и Иллахун (Эль-Лахун) — места первых археологических удач Петри. Когда более чем через тысячу лет Файюм посетил Геродот, над озером все еще возвышались колоссальные статуи, воздвигнутые Аменемхетом III; греческий путешественник был восхищен также Лабиринтом — гигантским храмом, размерами превосходящим храм в Луксоре; все это теперь бесследно исчезло. В равной степени Геродот был очарован местным культом — поклонением священным крокодилам, обитавшим в Меридовом озере и олицетворявшим главное божество Файюма — рептилию Собк (Себек или Сухое).
После Геродота по следам Александра пришли грекомакедонские завоеватели, и под управлением основанной ими иноземной династии Файюм пережил новую полосу экспансии и расцвета. С намного большим размахом были возобновлены работы по восстановлению плодородия земель; македонские ветераны и другие эллинизированные пришельцы освоили новые земли и построили около сотни новых городов, носивших знакомые, звучащие по-гречески названия, такие как Филадельфия, Теадельфия, Евгемерия, Дионисий и Вакхий. Несомненно, Файюм пришелся поселенцам по вкусу. Здесь монотонное однообразие пустынного ландшафта и прибрежной нильской равнины нарушалось холмами с зелеными лощинами и изредка — водопадами. Пышно росла олива и плодоносил виноград, так же как в Аттике или Фессалии. Однако столетия спустя, когда порядок, установленный пришельцами, рухнул, Файюм был предан забвению; оросительные каналы не ремонтировались, и пустыня поглотила большую часть плодородной земли; когда-то процветавшие греческие поселения превратились в города-призраки.
Когда Флиндерс Петри начал свои первые раскопки в Файюме, связь с Каиром была плохой, а жизни и имуществу путников угрожали банды грабителей-бедуинов. Как это уже стало обычным для позорной практики управляемой французами египетской Службы древностей, многообещающие с точки зрения археологии участки были отданы на откуп торговцам древностями или удобрениями, которые с разрешения или без такового с незапамятных времен рылись в кучах мусора заброшенных городов. Это были те самые люди, которые извлекли на свет божий большинство папирусов, переправленных в Европу.
Петри, ставший выдающейся фигурой в египтологии XIX в., прибыл в Египет в 1881 г., не имея ни малейшего намерения производить раскопки. Он вообще не собирался посвящать свою жизнь археологии. Однако, будучи занят изучением конструкции пирамид и тщательными их обмерами, он стал свидетелем раскопок, производимых французами у пирамид в Гизе. Недалеко от Сфинкса он увидел команду солдат, взрывавших, согласно приказу, гранитные руины древнего храма, — уничтожать было легче, чем восстанавливать. Запущенность и варварское отношение к древностям настолько потрясли его, что он испугался: не исчезнет ли большинство из них на протяжении нескольких поколений? «Год работы в Египте, — писал он впоследствии, — вызвал у меня ощущение, что я нахожусь в доме, охваченном огнем, — настолько быстро шло разрушение». Именно там и тогда он решил выступить в роли спасителя.
И более всего Петри хотел бы видеть спасенными небольшие, кажущиеся незначительными предметы и вещи, без которых было почти невозможно воссоздать жизнь и цивилизацию на Ниле на протяжении трех или четырех тысячелетий, предшествующих рождению Христа. «Вполне возможно, — предупреждал он археологов-неофитов, предвкушавших немедленное вознаграждение своих усилии, — что в иных местах вам попадется пустяк, не стоящий на рынке древностей и шести пенсов; однако сами стены, планировка, глиняные черепки и результаты обмеров могут принести именно те сведения, о которых уже годами мечтают историки» [8]
. Была отчаянная потребность в какой-то методике поисков, в дотошной технике раскопок. По мнению Петри, сито было куда более подходящим инструментом по сравнению с лопатой, и такое прозрение делает его Коперником современной археологии.