В поисках Библии: Тайны древних манускриптов

Поскольку имущество синагоги находилось на попечении раввина и синагогального начальства, Шехтеру пришлось также заручиться поддержкой светского главы еврейской общины в Каире. Последнее слово было, однако, за раввином, но Шехтер склонил его на свою сторону через его брата, который был при раввине главным советником. Несколько дней спустя Шехтер шутливо писал своей жене: «Раввин очень добр ко мне и лобызает меня в уста, что не слишком приятно». В том же самом письме он также мог сообщить, что уже работает в генизе и только что вынес оттуда два больших мешка с фрагментами рукописей. Шехтер, человек далеко не заурядный, со всеми умел найти общий язык. Неожиданно Каир показался ему чудным городом. Он обнаружил наконец, что в Каире можно насладиться итальянской оперой, мастерством французских танцовщиков, искусством британской администрации и магометанских гурий. «Эти последние крайне безобразны, и я не удивляюсь, что они столь тщательно скрывают свои лица».

Гениза была расположена в дальнем конце галереи для женщин, на западной стороне синагоги. Входом в тайник служило отверстие, проделанное в стене, к которому надо было взбираться по грубо сколоченной лестнице. Г-же Льюис и г-же Гибсон, которые присоединились к Шехтеру в Каире, было позволено заглянуть в каморку, из которой вышло «такое множество растрепанных клочков с письменами, заставивших радостно биться сердца европейских исследователей». Их чувства были оскорблены, когда им пришлось наблюдать, как служка прыгнул в небольшое отверстие, и, стоя внизу, они услышали, «как под его ногами хрустит древний веллум». По мнению Д. Льюис, в Синайском монастыре с рукописями обращались в общем-то более почтительно, но крайней мере складывали их в коробки или корзины, по не расшвыривали где попало и не закапывали под остатками древних стен и под песком, занесенным из пустыни.

В синагогу Шехтера отвел сам верховный раввин. Поначалу огромное количество материала и тот беспорядок, в котором он пребывал, привели его в трепет. Хотя Шехтер и имел право затребовать себе все необходимое, он счел, однако, нужным проявить благоразумие и ограничиться одними лишь рукописями, презрев более поздние печатные тексты, которые за последние четыреста лет во множестве скопились в генизе. Он счел поздний материал заслуживающим меньшего интереса по сравнению со значительно более древними документами, написанными от руки. В этом он был, может быть, и неправ. Позднее исследователи печатных произведений, такие как Э. Н. Адлер и Дж. Л. Тичер, обнаружили ценные тома инкунабул (редких образцов первопечатных книг), которые немало поведали нам о книгопечатании на Ближнем Востоке в XV столетии. Но при сложившихся тогда обстоятельствах у Шехтера не было альтернативы. Ввиду обилия материала необходимо было провести отбор. В статье, опубликованной в «Таймс» по возвращении, 8 августа 1897 г., Шехтер приводит живое описание картины, представшей его взору: «Вряд ли кто-нибудь может представить себе беспорядок, царящий в настоящей старой генизе, пока не увидит ее собственными глазами. Это книжное поле брани, в этой битве участвовали литературные творения многих веков, и повсюду рассеяны их disjecta membra (лат. разъятые члены). Некоторые бойцы уже безвозвратно погибли и буквально истерты в пыль в страшной борьбе за жизненное пространство, в то время как другие, словно бы поддавшись азарту всеобщей давки, смяты в большие, бесформенные кучи, извлечь из которых отдельные составляющие, не причинив им существенного вреда, нельзя уже даже с помощью химических препаратов. В нынешнем их состоянии эти слипшиеся куски подчас создают любопытные и знаменательные сочетания, когда, например, вы натыкаетесь на отрывок сугубо рационалистического труда, где отрицается существование и ангелов и дьяволов и который в схватке за жизнь прильнул к амулету, в котором и тем и другим (большей частью последним) вменяется в обязанность вести себя прилично и не мешать любви мисс Джейр к такому-то лицу. Далее развитие романа еще более осложняется, поскольку последние строки амулета приплюснуты к какой-нибудь долговой расписке или договору об аренде, а тот, в свою очередь, томится, зажатый между листами труда старого моралиста, который взирает с презрением и негодованием на любые проявления внимания к денежным делам. В конце концов все эти противоречивые материалы оказываются плотно прижаты к листам какой-нибудь очень древней Библии. Ей бы, конечно, и следовало быть судьею в их споре, но с содержанием ее вряд ли удастся ознакомиться без того, чтобы не отодрать предварительно с ее поверхности обрывков какого-нибудь печатного издания, липнущего к благородной древности с упорством и навязчивостью парвеню» [38].

Потянулись недели тяжелой, рутинной работы. Изо дня в день, работая в лишенной окон кладовой, Шехтер вдыхал «пыль веков». После этого ему даже пришлось пройти курс лечения. Его биограф Норман Бентвич утверждает, что работа в кладовой генизы превратила физически крепкого ученого в старика и серьезно подорвала его здоровье.