Аргументы Велльгаузена и другие, схожие с ними, отчасти потеряли убедительность с появлением тель-эльамарнских табличек, найденных в Верхнем Египте в 1887 г., которые содержали переписку фараонов XVIII династии (около XIV в. до н. э.) с их сирийскими вассалами. Сделанные на аккадском, международном языке того времени, эти клинописные записи показали, что сирийские правители использовали писцов. Папирус Ун-Амуна, найденный в 1890-х годах, добавил новые свидетельства. Однако до 1929 г. из самой Сирии не поступало никаких достойных внимания материалов, которые могли бы существенно поколебать тезис Велльгаузена. В этом году в результате случайной находки на побережье Северной Сирии французские археологи обнаружили ханаанскую храмовую библиотеку из глиняных табличек XIV или XV в. до н. э. Сразу же стало очевидным, что Сирия — Палестина имела развитую литературную традицию задолго до прихода евреев. Из содержания сирийских табличек вскоре стало ясным, что они представляют совершенно новую главу литературы, являются, как сказал Сайрус X. Гордон, один из ведущих американских ученых в этой области, «важнейшим вкладом… со времени расшифровки египетских иероглифов и месопотамской клинописи в прошлом веке».
В марте 1928 г. крестьянин, вспахивавший свое поле вблизи Минет-эль-Бейды (Белой Гавани) в Северной Сирии, наткнулся на каменную плиту. Подняв тяжелое препятствие, он попал в хорошо распланированное подземное помещение. В конце прохода была сводчатая погребальная камера. Следуя освященной веками практике, крестьянин разграбил могилу. Драгоценные изделия, которые он немедленно сбыл на рынке древностей, так никогда и не были обнаружены.
Тем временем новости о находке — с неизбежными приукрашиваниями — распространились со сверхъестественной быстротой. В несколько дней они дошли до французского губернатора территории, который, в свою очередь, известил Службу древностей Сирии и Ливана в Бейруте, тогда возглавляемую Шарлем Виролло, известным востоковедом. Виролло сам посетил место находки, а затем послал помощника для предварительного обследования. Из разграбленной могилы не было извлечено ничего особо интересного. Исполнительный ассистент собрал несколько черепков, а также зарисовал подземный склеп. Этот материал был отослан в Париж на исследование Рене Дюссо, хранителю восточных древностей в Лувре. По случайному стечению обстоятельств Дюссо хорошо знал район Минет-эль-Бейды. За несколько лет до этого он занимался историко-географическим изучением Сирии и был поражен расположением гавани с прекрасным естественным заливом, окаймленным известняковыми скалами, прямо напротив «вытянутого пальца» Кипра. Не был ли это Левкос Лимен, описанный древними греческими географами, чье название было точным эквивалентом нынешнего арабского? Дюссо был почти уверен в том, что Белая Гавань в древности играла важную роль в заморской торговле и навигации Восточного Средиземноморья. Вполне вероятно, что этот порт был также узловым на исторической дороге, связывавшей Малую Азию с Сирией — Палестиной и Египтом, а также с другой дорогой, из Месопотамии, которая соединяла Персидский залив со Средиземноморьем. Здесь сходились три континента. Ее близость к кипрским медным копям вполне могла дать ей своего рода монополию. Как могли искусные мореходы минойского Крита и Финикии обойти такое удобное место?
Подобные мысли не могли не появиться у Дюссо, когда он увидел материал, только что прибывший из Минет-эль-Бейды. Он вспомнил также о случайных находках клинописных печатей на близлежащем холме Рас-Шамра (Головка Фенхеля), названном так в наше время из-за растущих там сильно пахнущих трав. Ходили также упорные слухи, что по соседству местные жители собирали золотые предметы. Виролло и его ассистент уже обратили внимание на сильное сходство гробницы с неазиатскими минойско-кипрскими и микенскими сооружениями. Взгляд на рисунок напомнил Дюссо о могилах, раскопанных Артуром Эвансом в Кноссе, на Крите. Керамические фрагменты выдавали кипрское и микенское происхождение и относились, возможно, к XIII в. до н. э. Все эти данные не оставляли сомнений в том, что какое-то время во II тысячелетии до н. э. Минет-эль-Бейда находилась под сильным микенским влиянием. Ни одно микенское поселение еще не было обнаружено на Азиатском материке, если не считать «ионийского» берега, хотя «эгейские» изделия, найденные Петри в Египте в 1880-х годах среди предметов периода Нового царства, свидетельствовали о широком распространении микенских элементов.