Дмитрий позвал смертную за собой, поднимаясь в библиотеку. В чулках и тапочках Дита чувствовала себя как маленькая принцесса в детстве. Это было так знакомо и так непривычно. Она совсем забыла, каково это. Джетт не редко баловал ее нарядами, пока они жили в море, но он всегда забывал о деталях, которые светские дамы носили под красивыми дорогими тканями. Бэн тоже покупал ей одежду. Но в основном что-то теплое, чтобы она не мерзла зимой. Белье ей никто не покупал и девушка уже и забыла о такой роскоши.
— Я бы хотел попросить тебя об одолжении, — произнес Варан, поддерживая ее руку пока они поднимались по лестнице.
— Все что угодно!
— Завтра, в воскресенье, в одном знатном доме будет устроен карточный стол. Ты сможешь присутствовать там, помочь Ларсу, присмотреть за клиентами, сделать кое-что для меня, — он говорил тихо, неспешно.
— Вы приглашаете меня на светский вечер?
— Меня там не будет! — Сказал он немного резко.
— Конечно, я помогу Ларсу.
— Благодарю.
Он привычно сел рядом с ней в библиотеке, позволяя ей читать, бродить по комнате, напевать или спать в кресле, углублялся в свои дела. Работать в ее обществе было приятно, кроме того в любой момент девушка могла напоить его кровью. И мысли о голоде рядом с ней его более не посещали, помогая сосредоточиться на своих проектах.
Вот уже несколько недель Дмитрия не мучили кошмары. Вампир не мог понять, почему это случилось и как именно. Воспоминания о той ночи смывались пробуждающимся Зверем, ужасом чужих эмоций и ее прикосновениями. Но он четко видел лицо Диты, испуганное и полное понимания. Дмитрий не знал, благодарить ли ее или проведение за избавление от дневного ужаса, но он был несказанно этому рад, и надеялся, что это надолго.
Девушка так же призналась ему, что ей нравятся его зубы. Проклятые зубы, который он ненавидел много столетий подряд. Дмитрия немного пугали мазохистские желания Диты отдаваться ему. Вечность он был уверен, что никто никогда не захочет этого. И теперь он испытывал извращенное счастье от того, что она желает боли, что он причинял ей. Чувства девушки, чувства любви, которые выливались из нее, о которых она говорила в своих мыслях, и тихо шептала, когда он пил ее кровь, по-прежнему пугали его. Просто как таковые. Но он был уверен, что это обычная человеческая блажь, которая рассеется и очень скоро. Тем более у нее был хозяин, который вполне мог иметь отношение к ее словам.
Но какое бы происхождение ее чувства не имели. Для Дмитрия эта любовь была очень важна. Он хотел чувствовать себя любимым. И именно это подтолкнуло его общаться с ней не только в выходные. Связываясь с ней телепатически, он старался не углубляться в ее сознание и не спрашивать лишнего. Во-первых, потому что был уверен, что она ничего особого знать не может. А во-вторых, он не хотел, чтобы она от него снова закрылась. А он искал в ней лишь слова любви, столь необходимые для него.
Дмитрий не покидал ее почти до самого рассвета, и она радовалась его молчаливому обществу. Дневать в Кёпенике оказалось еще скучнее, чем она боялась. Дом пустовал, бродить по конюшням ей запретил Ларс, книги она предпочитала читать по ночам, когда рядом был Дмитрий, да и большую часть она уже прочитала. Воспитанная при дворе, ее свободное время занимали няньки и сестры. Ее учили танцам и музыки, чтению и картографии. Сестры занимались так же вышивкой и рисованием. Она редко присоединялась к ним за такими занятиями, предпочитая сольфеджио и павану . Когда Дмитрий ей позволял, она тихонечко напевала и танцевала для себя, не замечая, как он украдкой любуется ее движениями.
В тремерской капелле тоже всегда было чем себя занять. Помогать на кухне, убирать, готовить, или просто общаться с девушками из стада. И в Берлине она в любой момент могла сбежать к Бену. Даже если он был занят, он почти никогда не гнал ее и позволял проводить с ним время. В Кепенике ее ждало только мрачное общество Ларса, и серые в грязи и пыли дворики рядом с конюшнями.
Когда Дмитрий ушел, она подремала пару часов на неудобном кресле, и стала расхаживать по залу, рассматривая свои новые туфли и фантазируя, как чудесно было бы потанцевать на званом вечере. За этим занятием ее застал Ларс и минут двадцать наблюдал за ее ребячеством. Дита долго не замечала гуля, и была очень смущена, когда он в голос рассмеялся над ее придуманным диалогом.
— Ты давно тут?
— Очень
— Почему молчал? — Она обижалась как ребенок, фыркая и дергая губами.
— Веселился
— Я тебе не циркачка, чтобы веселить!
— Забавная, — он продолжал над ней смеяться.
— Хватит надо мной смеяться. И покорми меня!
— Не командуй, — его голос резко сменился, и он перестал улыбаться. — Я тебе не прислуга.
Принцесса сложила руки на груди и вздернула нос, ожидая от него повиновения.
— Прикажу Готсу подать тебе завтрак и собирайся, отправимся в город. — Смирился Ларс. Дита любимая игрушка господина и Дмитрий велел заботиться о ней.
— В Берлин? — Удивленно, но с восторгом произнесла девушка.
— Нет, в Кёпеник, хозяин просил купить тебе приличной одежды