Это особенно важно в связи с изучением подразделений центров. Об этом уже несколько раз упоминалось. Вы должны понять, что каждый центр делится на три части в соответствии с первоначальным делением центров на «мыслительный», «эмоциональный» и «двигательный». По этому же принципу каждая из частей в свою очередь делится на две части: положительную и отрицательную. И во всех частях существуют связанные друг с другом группы «валиков»; некоторые из них вертятся в одном направлении, некоторые – в другом. Этим объясняется различие между людьми, то, что называется «индивидуальностью». Конечно, здесь нет никакой индивидуальности; дело просто в различиях между «валиками» и «ассоциациями».
Наша беседа проходила в большом павильоне в саду, который был убран Гурджиевым в стиле «тэкэ» дервишей.
Разъяснив значение различных видов дыхания, он начал разделять присутствующих на три группы согласно их типам. Там было около сорока человек. План Гурджиева состоял в том, чтобы показать, как один и тот же вид движений вызывает у разных людей разные моменты дыхания, например, у одних – вдох, у других – выдох; как разные движения и позы могут вызвать один и тот же момент дыхания: вдох, выдох или задержку. Но этот эксперимент не был завершен. Насколько мне известно, Гурджиев никогда впоследствии к нему не возвращался.
В течение этого периода Гурджиев несколько раз приглашал меня приехать пожить в Аббатстве, что было сильным для меня искушением. Но, несмотря на весь мой интерес к работе Гурджиева, я не мог найти в ней места для себя и не мог понять её направленности. В то же время я не мог не видеть, как видел уже в 1918 году в Ессентуках, что в организации самого дела заключено много разрушительных моментов, что оно должно развалиться.
В декабре 1923 года Гурджиев устроил в Париже, в театре на Елисейских Полях, демонстрацию плясок дервишей, ритмических движений и различных упражнений. Вскоре после этой демонстрации, в январе 1924 года, Гурджиев вместе с частью своих учеников уехал в Америку. Он собирался читать там лекции и устраивать демонстрации.
В день его отъезда я находился в Аббатстве. Отъезд этот во многом напоминал мне отъезд из Ессентуков в 1918 году и всё, что было с ним связано.
По возвращении в Лондон я объявил тем, кто посещал мои лекции, что в будущем моя работа пойдёт совершенно независимо –