В поисках дракона (СИ)

— Я так испугалась за тебя, — уткнувшись в плечо, шептала ему, — и мне было так больно, всё тело горело. Не оставляй меня никогда. Пожалуйста, не умирай, я не переживу этот ад ещё раз, — в горле стоял ком, было трудно говорить, мысли путались, но я продолжала. Мне необходимо было выговориться. — Было так страшно, ты потерял сознание, такой бледный. Это ужасно, Крас. Не хочу больше переживать такое, никогда, никогда, — подняла глаза, чтобы увидеть его синие омуты, которые светились пламенем в свете моего пульсара. — Я не говорила тебе, но… Я давно люблю тебя. Боялась признаться, ведь ты не настаивал на отношениях, и мне думалось, что ты ошибся на счёт того, что твоей парой являюсь я. А вчера… В общем, теперь это не важно, хочу, чтобы ты просто знал это.

Глаза парня вспыхнули. Он перевернулся и навис надо мной. И откуда только силы взялись?!

— Повтори, — твёрдо глядя в глаза, потребовал он.

— Я люблю тебя, — прошептала в ответ. Голос внезапно пропал, а по щекам продолжали бежать слёзы.

Его лицо озарила счастливая улыбка. Склонился и впился в мои губы жадным поцелуем. Он захватил мои губы в плен, терзая их в страстном поцелуе. Прикусывал их и втягивал в себя, будто с цепи сорвался. Но постепенно становился всё нежнее и нежнее, вкладывая в него все свои чувства. Я прижалась к нему всем телом, выплескивая всю боль и переживания. Солёные капли продолжали бежать по лицу. Странный получился поцелуй, наполненный болью и любовью, нежностью и надеждой.

Оторвавшись от меня, Крас упёрся лбом в мой лоб и заговорил.

— Солёные поцелуи мне не нравятся, — робко улыбнулся и стёр мокрую дорожку на моей щеке, — не плачь, мой Огонёчек, ради этого признания стоило и умереть. Ведь ты бы ни за что не призналась, что любишь, не случись всего этого.

Он перевернулся на бок и подгрёб меня к себе, уложив мою голову на свою грудь. Истерика сходила на нет, слёзы прекратили литься из глаз, но всхлипывания всё ещё сотрясали тело. Красимир поглаживал меня то по спине, то по голове, продолжая свою речь. Притихла, в его груди сильно и часто билось сердце, будто он только что пробежал кросс или сильно волновался.

— Я ведь тоже никогда не говорил тебе этих слов, — замерла, ожидая продолжения. — Боялся. Нет, не самого признания, а твоей реакции. Ты всегда держалась на расстоянии, такая холодная, словно ничего не чувствовала ко мне, словно я для тебя лишь друг. Не настаивал только лишь потому, что боялся, что напугаю тебя, и то хрупкое доверие, что появилось между нами ещё на первом курсе, рухнет. Что ты начнёшь от меня бегать и прятаться. А вот когда мы оказались у моих родителей, понял, что это прекрасный шанс перевести наши отношения на другой уровень. Там тебе некуда было бы бежать, даже если захотелось бы. А ты даже не возмутилась ни на счёт общих покоев, ни тогда, когда я тебя поцеловал. Я был так счастлив, но всё же не хотел торопить события. Всё ещё был не уверен в твоих чувствах ко мне. Но теперь… Когда знаю, что мои слова тебя не напугают… Я люблю тебя, моя девочка, больше жизни люблю. Не могу и представить себя без тебя. Понял это давно, ещё в ту ночь, когда тебя отравили, когда ты была в больничном крыле, без сознания. Маленькая, хрупкая, бледная и умирающая. Именно тогда понял, что не смогу жить без тебя, не потому что ты — моя пара, а потому, что безумно люблю тебя. Ты самое дорогое, что есть у меня в жизни. Ты — моя душа, моё сердце и мои крылья.

Уткнулась в его грудь, счастливо улыбаясь. И пусть я услышала это признание не в романтической обстановке под звёздным небом, а на залитой кровью поляне, посреди кишащего нежитью леса, но это был один из самых счастливых моментов в моей жизни. И уж точно никогда не забуду такого признания.

Мы пролежали в тишине некоторое время, пока в моей голове не раздался голос оберега:

Лилька, я, конечно, всё понимаю, у вас там дела любовные, лямур-тужур и всё такое, но нам бы валить поскорее из этого леса. Вы тут пока, скажем так, отдыхали, мы уже пару лесавок успели погонять по поляне, и кто его знает, что тут ещё водится.

Не удивительно, что последние события приманили к нам лесавок. Это были мерзкие существа, до пятидесяти сантиметров ростом, с корой дерева вместо кожи, зелёными волосами, в которых перемешивались листья и трава, непропорционально длинными руками, большими водянистыми глазами, крупным носом и маленьким, почти незаметным, ртом. Он был слишком мал, потому что они не питались материальной пищей, предпочитая человеческие эмоции. Встречая заблудших путников, они нападают стаями, кусая свою жертву острыми мелкими зубками. В этих зубах содержался галлюциноген, который вызывал ужасающие видения. Именно эмоции страха и ужаса любили лесавки. Они продолжали свою пытку над жертвами до тех пор, пока бедняга не умирал от остановки сердца. Они являлись подопечными лешего, а значит, и этот вид нечисти водился в этом лесу. Без него лесавки не появились бы.