В поисках дырявого зонта

Великолепная новехонькая газовая плита поплыла к вилле, покачиваясь на плечах Толуся Поэта. Дети остались у автомобиля. Малыш Томек нажал кнопку сигнала. Гармоничный переливчатый гудок прозвучал как призыв, и в дверях дома показался дед Куфель. Старик вынул из футляра фотоаппарат и, как заправский американский турист, начал щелкать все, что попадалось ему на глаза: сад, дом, детей, деревья, пани Пилярскую, невесть откуда взявшуюся дворнягу… Наконец, отщелкавшись, он громогласно объявил:

— Теперь можем ехать! Прошу садиться в автомобиль.

Со старомодной учтивостью он подал руку пани Пилярской и, легко ступая, почти танцуя, проводил ее к машине. Пани Пилярская сияла от радости.

Детей уговаривать не пришлось. Словно туча саранчи, они облепили машину. Трудно было представить, что вся семейка сможет разместиться в автомобиле, но "Крайслер" оказался необычайно вместительным. На переднем сиденье возле Спортсмена пристроились Томек и парочка карапузов. Во втором ряду на откидных сиденьях уселись девочки, а сзади пани Пилярская и дед Куфель посадили к себе на колени двух самых младших членов этого многочисленного семейства.

Томек еще раз нажал кнопку сигнала. Детвора взвыла, как ватага краснокожих, дед Куфель подкрутил усы, пани Пилярская побледнела от волнения, а Спортсмен невозмутимо нажал на стартер. Автомобиль тронулся с места и поплыл по солнечной улице, словно гондола по венецианскому каналу.

В доме остался только Толусь Поэт с газовой плитой. Почему именно Толусь? Этого юные детективы еще не уразумели.

Глава XLI ПРЕРВАННЫЙ КОНЦЕРТ

Время приближалось к полудню, и спокойная до этого тополевая аллея ожила. Появились празднично одетые люди, старые бабуленьки семенили в костел, держа Библии в стиснутых ладонях. С оглушающим треском проскакивали улицу недисциплинированные мотоциклисты. Появились женщины с детскими колясками, бесцельно слоняющиеся подростки.

Никто, однако, и не подозревал, что на тихой вилле по соседству происходит нечто такое, отчего у юных детективов голова шла кругом. На вилле творились загадочные дела.

Из открытого окна доносились звуки фортепьяно. Пассажи без передышки следовали один за другим, а невидимый пианист все ускорял и ускорял темп. Вскоре, однако, сквозь гармонию фортепьянной музыки стали пробиваться иные звуки. Поначалу казалось, что это дятел долбит дерево в соседнем саду либо кто-то на кухне пестиком отбивает мясо. Но вскоре юные детективы пришли к выводу, что в доме Пилярских кто-то долбит стену.

— Работают, — шепнул Кубусь. — Я говорил тебе, что так и будет.

— Но они ведь не могут разрушить дом, — заметила Гипця.

— Они все могут. Они даже могут взорвать этот дом.

— Так, может… — Гипця ненадолго задумалась. — Может, нужно вызвать полицию?

Кубусь остолбенело уставился на нее.

— Ты что, с луны свалилась?! Мы в каком-нибудь шаге от великого открытия, а ты… Эх… — Он безнадежно махнул рукой. — С тобой всегда так…

— Потому что мне жаль Пилярских. Это такие хорошие люди.

— Надеюсь, что дом они не взорвут, — успокоил Гипцю Кубусь.

Звуки долбежки становились все громче. Чувствовалось, что кто-то яростно ломает стену. Прекратилась и игра на фортепьяно, а в открытом окне показалась голова пожилой дамы. Это была полнолицая, седовласая пани со сварливым взглядом. Голова ее была в бигуди, а плечи покрывал шелковый халат, разрисованный крупными красными цветами.

Дама осмотрелась, с минуту прислушивалась, а потом закричала раздраженным голосом:

— Даже в воскресенье человеку не дают покоя! Разве вы не слышите, что я упражняюсь на фортепьяно?

Вопрос был обращен в сторону закрытого окна Пилярских. Спустя некоторое время кто-то осторожно раздвинул занавески. За оконным стеклом показалась рыжая бородка Толуся Поэта. Любитель стихов тяжело дышал, лицо его было осыпано кирпичной пылью. Притаившись за окном, он с философским спокойствием поглядывал на залитый солнцем сад.

Дама в бигуди не уступала и продолжала раздраженно кричать:

— Делают вид, что не слышат! С меня хватает гвалта на протяжении всей недели! Если тотчас же не прекратите, я позову полицию!

Толусь Поэт спокойно распахнул окно и не торопясь просунул в него покрасневшее от кирпичной пыли лицо.

— Мое почтение, сударыня, — произнес он с врожденной галантностью.

При виде рыжей бородки дама приглушенно вскрикнула: -

— Боже, я думала, это пани Пилярская!

— Милостивая пани может спокойно играть на фортепиано, нам это не мешает, — сказал он с озорной улыбкой.

Даму прямо-таки затрясло от злости.

— Но это мешает мне! Это безобразие — так стучать в воскресенье!

— Приносим глубочайшие извинения, но мы подключаем газовую плиту и обязаны проверить дымоходы, — вежливо, но решительно проговорил Толусь невозмутимо спокойным тоном.

— В воскресенье! — вспыхнула дама. — Неужели нельзя было найти для этого другой день?

Толусь загадочно усмехнулся.

— Это делается в интересах уважаемой пани. В дымоходе оказалось не все в порядке, и мы приводим его в норму, а то весь дом мог взлететь на воздух.

— Ох, — пропищала дама. — Я не знала. Очень прошу извинить меня…