— Ты должен вернуться. Ты нам нужен. — И он вяло махнул рукой на женщину, которая по-прежнему неподвижно стояла в стороне и сияла. — Дело еще не сделано. Она не закончена. Возвращайся. Сам я не могу. Без тебя. А она мне больше не платит. По миру меня скоро пустит, чертовка старая. — Тут он буквально взвизгнул от гнева, обращенного назад, к женщине, но та и глазом не моргнула. Зато она протянула к фамильяру кулак — в нем был зажат пучок мягких мертвых змей. — Возвращайся, — повторил колдун.
Фамильяр снова заметил его и вспомнил. Он улыбался.
Человек ждал.
— Пойдем с нами, — сказал он. — Ты должен вернуться, назад, понял? — Он плакал. Фамильяр смотрел на него как завороженный. — Пошли. — Колдун рванул на себе рубаху. — Ты растешь. Все растешь и растешь, и не останавливаешься, а я без тебя не могу, ты, убийца.
Женщина со змеями раскалилась. Фамильяр видел ее сквозь грудь колдуна. Тело человека исчезало, в нем возникали дыры с неровными краями, они расширялись, но никакой крови не было. Грудная кость растаяла на ширину двух ладоней, растворились несколько дюймов живота, узкие полосы мяса слезли с рук, плоть как будто переставала существовать. Точно ее охватила стремительная энтропия. Фамильяр смотрел на прорехи с интересом. Он заглянул колдуну в живот, проследил кольца кишок, кончавшиеся там, где они встречались с дырой, а позвоночник истончался так, что его трудно было проследить, зияя, словно рот выпавшими зубами, отсутствием нескольких позвонков. Мужчина спустил штаны. Его бедра светились лакунами, мошонка исчезла.
— Ты должен вернуться, — прошептал он. — Без тебя я и так ничего не могу, а ты меня еще убиваешь. Верни меня.
Фамильяр коснулся своего тела. Потом показал на колдуна пальцем из куриной косточки и улыбнулся.
— Возвращайся, — продолжал упрашивать колдун. — Ты нужен ей, и мне тоже. Вернись, зараза, без тебя мне не справиться. Сволочь. — Он стоял, раскинув руки, точно распятый. Солнце текло сквозь него, наполняя его тень светом.
Фамильяр взглянул на черных муравьев у себя под ногами — они копошились возле какого-то окурка, — потом снова на морщинистое лицо колдуна, на женщину, которая стояла, безучастно сжимая в руке своих дохлых змей, точно букет. И снова улыбнулся, без жестокости.
— Ну, так закончи ее, — завизжал на него колдун. — Если не хочешь возвращаться, так кончи ее хотя бы. — Он затопал ногами и плюнул в фамильяра — ему очень хотелось ударить его, но было страшно, и от этого он бесился еще больше. — Кретин, кончай, я тебе говорю, ублюдок. Господи, я этого не вынесу. — И колдун хлопнул себя руками по голым, опустевшим бокам. Сунул ладонь в полость под сердцем. Воя от боли, с перекошенным лицом он шарил у себя внутри. Его раны не кровоточили, и все же, когда он вынул из себя руку, она была красной и мокрой от прикосновений к внутренностям.
Он снова крикнул и тряхнул рукой в сторону фамильяра, так что на того брызнула кровь.
— Ты этого хочешь? Да? Ты, ублюдок. Возвращайся или прекрати. Сделай что-нибудь, чтобы закончить.
Из шеи фамильяра вырвалась паутина тонких нитей, которая сначала развернулась вокруг него наподобие веера, а потом сложилась в черные шевелящиеся брыжи. Каждое волоконце выхватило из воздуха какое-нибудь насекомое и с ним вернулось назад. Мухи, осы, увесистые шмели образовали хитиновый воротник, который как бы пристегнулся к шее фамильяра под его человеческой челюстью. Тонкие волоски хватательных усиков пронзали эту копошащуюся опухоль, овладевали каждой составлявшей ее живой тварью, использовали их, превращая в орудия. Не в силах оторваться и улететь, насекомые в унисон били крыльями, издавая ровное гудение.
Вибрация резонировала в его ротовой полости. Он сделал ртом движение, которое не раз замечал у других. Гудение насекомых наполнило его и сложилось в звук, губы придали ему форму.
— Солнце, — сказал фамильяр. Щекотка жужжащей речи вызывала в нем любопытство. Поверх тающего нагого плеча колдуна, поверх стоявшей в отдалении старухи он показал ввысь, в небо. Закрыл глаза. Снова пошевелил ртом, вслушиваясь в свои тихие слова. С неба на покореженные машины падали солнечные лучи, они рикошетом отскакивали от блестящего стекла и металла, и фамильяр воспользовался ими, нагревая кожу.
Статья из медицинской энциклопедии
НАЗВАНИЕ:
СТРАНА ПРОИСХОЖДЕНИЯ: вероятно, Словения.
ПЕРВЫЙ ЗАФИКСИРОВАННЫЙ СЛУЧАЙ: Примоз Янса, чтец слепого священника из города Блед на территории современной Словении. В 1771 году в возрасте тридцати шести лет Янса покинул Блед и отправился в Лондон. Первая запись о его пребывании здесь (она же и первое описание случая ящура Бускара) содержится в письме Игнациуса Санчо к Маргарет Коксидж, датированном 4 февраля 1774 года[13]
.