В поисках Джейка

В темноте проулка началось стремительное, скрытное движение. Страх леденил мне тело, туманил глаза. Я почти ничего не видел в глубокой траншее тьмы, лежавшей прямо передо мной, и все же мне удалось разглядеть очертания каких-то фигур, которые жались к стене прямо подо мной, так, чтобы я их не увидел.

Одна из них снова подала голос.

Ой, мистер, ты старый хрен. И тут же в темноте зловеще захихикали.

Еще один камень полетел в окно, удар получился звонче, чем прежде. Я ощутил его через стекло и отшатнулся. Но не упал. Вместо этого я громко закричал на них от страха.

— Что вам от меня нужно? Оставьте меня в покое! — орал я, но ответом мне был лишь хриплый, сдавленный смех.

Один за другим темные силуэты отделились от стены и шагнули туда, где я мог их видеть. Их окружала такая полная темнота, что они сами оставались в ней лишь тенями. Но я все же разглядел, что это дети.

Не веря своим глазам, я на мгновение пригнулся, чтобы взглянуть в другие стекла, но там ничего не переменилось. Я по-прежнему находился на высоте пятидесяти футов над улицей, где, кроме меня, похоже, не бодрствовал никто. Я смотрел на скромные городские холмики и кочки, травяные гривки которых шевелил время от времени ночной ветерок, и бескрайний лабиринт невысоких, словно присевших на корточки домов, молчаливых и темных в этот час.

Но там, в другой, верхней части окна, жуткая шайка швыряла камни в мое стекло, оскорбляла меня призрачными, шепелявыми голосами и называла стариком, стариком.

И вдруг я неожиданно понял, что происходит. Именно той ночью я впервые осознал, что меня преследуют фантомы, распоясавшиеся духи. Я как будто проснулся, почувствовал холод и снова услышал «рат-тат-тат» камешков по стеклу и жестокие слова банды ребятишек, которых просто не могло там быть. Ужас стиснул мне глотку, когда я шагнул со стула на пол и, ступая как можно тверже, пошел на подгибающихся ногах к выключателю, повернул его, а когда и свет не остановил потока ядовитых оскорблений из призрачного города, трижды сильно хлопнул дверью.

Когда я повернулся, все, слава богу, кончилось.

Не знаю, где теперь эти дети — разбежались ли в страхе или терпеливо ждут меня там, куда этот призрачный город исчезает днем.

11 октября

Я снова пошел в тот магазин, откуда мне привезли окно.

Как я и предполагал, продавщица ничего не знала, ничего не помнила и сказать мне тоже ничего не могла. Окно попало к ней в магазин несколько месяцев назад с большой партией товара, откуда, она забыла.

Мое поведение явно ее встревожило. Она спросила, что случилось. У меня вырвался короткий истерический смешок, рот разъехался в недоверчивой ухмылке. Тот еще, наверное, вышел оскал.

Мной владели путаные, темные эмоции, которым я и сам не нахожу определения. Я чувствовал себя изолированным от людей, мне было страшно. Вместе с тем я был почему-то убежден, что прошлое прошло и что теперь необходимо позаботиться о настоящем.

Какова природа этого места?

Я много думаю о нем, и каждый раз по-разному.

Окно помнит то, что оно видело раньше. Это ясно. Я не знаю, куда оно смотрит или когда, но понимаю, что открывающийся мне вид принадлежит более раннему времени (кстати, после вчерашней эскапады маленьких мерзавцев царапин на стекле прибавилось).

Значит, я оказался внутри оконной памяти? И то, что происходит со мной сейчас, есть не более чем повтор бессмысленных по своей жестокости выходок, направленных против старика, который жил когда-то за этим стеклом с огненной метой посредине, как теперь живу я? Что, если окно смотрит в какой-то нудный, идиотический Ад, где все повторяется, словно заезженная пластинка?

Или на этот раз все будет по-другому? И мелкие оглоеды решили довести какое-то дело до конца?

13 октября

Гаденыши. Оборванцы. Мое воображение рисует жирных парней с сигаретами во рту и девчонок с узкими лицами. Глаза у всех одинаково неживые. Мелкие негодяи.

Маленькие террористы.

Террористы.

В покое они меня не оставят. Они копируют мой голос и подражают моей шаркающей, стариковской походке. Пишут непристойности на стене напротив и на кирпичах моего дома, моего другого дома, который я не могу увидеть. Они мочатся на мою стену и швыряют камнями в мое окно.

Я больше не выхожу из кабинета. Наоборот, там я учусь, узнаю, что мне необходимо для обороны. Я жду, что призрачный город снова вырастет передо мной, а когда он появляется, я вглядываюсь в него до самых дальних пределов, куда только в состоянии дотянуться мое зрение.

Возле моего окна по стене — по моей другой, призрачной стене — проходит водосточная труба.

Я слышал, как они взобрались по ней немного вверх, обтирая штанами ржавчину и сбивая ботинками штукатурку. Перед этим они долго шептались, подначивая друг друга лезть. Обзывали меня, заряжая друг друга ненавистью и ядом, чтобы хватило храбрости разбить мое окно и напугать меня до смерти.