В поисках Джейка

Не дожидаясь дальнейшего развития событий, Шолл приковал своего пленника к перилам лестницы; при этом он использовал две пары наручников. Он понимал, что эти средства не удержат никакого имаго, находящегося в полной силе, но не все захватчики были столь фантастически сильны, и он надеялся, что полученные повреждения лишат мощи его поверженного противника. Он дважды с удовлетворением ударил существо прикладом в лицо, и из-под кожи стала сочиться кровь.

Шолл направил в изможденное лицо луч фонарика. Сеть шрамов искажала черты, которые могли бы быть приятными, — если бы их одушевляли нормальные чувства, так подумал Шолл. Оставшиеся вне освещенной зоны вампиры наблюдали издалека, но не желали приближаться.

Когда вампир стал отчасти приходить в себя, когда его голова стала меньше мотаться из стороны в сторону, а движения сделались более уверенными, Шолл начал щелкать пальцами, пока не привлек внимания существа. Оно зарычало и задергалось в своих оковах, Шолл поднял дробовик к плечу и сделал движение вперед с достаточной энергией, чтобы контузить противника.

— Не знаю, — сказал он, — насколько плохо тебе придется, если я выстрелю. — Его голос прозвучал очень решительно в глубоком подземном туннеле. — Я не знаю, что будет с тобой и как долго тебе придется выкарабкиваться.

Он внимательно вгляделся в мертвенно-белое лицо. Лицевые мышцы непрерывно двигались под кожей. Вампир напрягся, но две пары наручников выдержали. Прочие вампиры выжидали.

Шолл нервозно наблюдал за неудавшейся попыткой своего пленника освободиться.

— Почему ты прикоснулся ко мне? Почему они ко мне не прикасаются?

Шоллу не хотелось разговаривать с вампиром, словно это лишало его сил, которые еще оставались. Но, как бы то ни было, вампир не стал отвечать. Шолл еще раз ткнул стволом в его шею. Он знал, что времени мало, и потому стал поспешно изобретать другую тактику. Он не мог заставить эту тварь заговорить, но, возможно, ему удастся убедить ее, что нет смысла хранить молчание.

Даже находясь лицом к лицу с таким непроницаемым, таким чужеродным врагом, как имаго, даже в тумане войны возможно изучить их стратегию. В первые дни столкновений вампиры больше походили на людей. Долгие годы, а то и столетия, они жили среди людей и переняли их привычки. В первые недели войны они, находясь во главе наступающих сил, у руля какой-то жуткой машины, использовали последствия массовых побоищ, дразнили побежденные армии, бушевали из-за собственной униженности и ликовали по поводу того, что ей приходил конец.

По мере того, как они проводили время в собственной среде, их мимикрия исчезала, уступала место все более непостижимым действиям, которым нельзя было сыскать аналогов или объяснить в человеческих понятиях. (Вампиры стали жалкими. Заключенные в тела, которые они столетиями ненавидели, шпионы имаго, вероятно, сыгравшие ключевую роль в освобождении их рода. Они были упорны, притворялись людьми, теперь притворяются имаго.) Но в те первые дни Шолл очень внимательно прислушивался, беседовал с другими людьми, которые кое-что слышали, иногда добывал информацию, когда эти люди умирали. Сейчас он воспользовался тем, что узнал, перед своей захваченной аудиторией.

Он рассказал скованному вампиру, когда и как, согласно мифу, имаго оказались в плену, о древнем царе-мыслителе. Он рассказал своему врагу, как тот и сотоварищи — вампиры, называвшие себя «ничто», шпионами, теми-кто-перетекает, — стали авангардом. Как освобожденные имаго, наконец вырвавшиеся на свободу, стали их военачальниками. Они все подчинялись одному, и их облик медленно таял, удалялся от чего-либо узнаваемого человеческим глазом, пока они возвращали себе свои собственные измерения, оставляя «ничто» позади.

А во главе всех их находилась верховная сила. Военный гений, выигравший кампанию, триумфатор. Существо, которое они называли Волчицей, Рыбой или Тигром. Оно ожидало в Лондоне, в самом сердце, пока его войско вычищало последние очаги сопротивления. И об этом Шолл рассказал своему пленнику.

Лицо вампира не менялось, как и лица его сотоварищей. Тогда Шолл обратился к главному пункту допроса.

— У меня имеется кое-что, — сказал он, — для Рыбы Зеркала. Где она?

Ничто ему не ответило.

— Где Рыба Зеркала?

Шолл крепко прижал дуло дробовика к виску скованного существа; оно затряслось и зарычало. Однако когда Шолл говорил, это выглядело так, будто существо вело беззвучный спор.

— Что я могу сделать? Ты не боишься меня. Никто из твоих сородичей меня не боится. И Волчица меня не испугается. Что могу я ей сделать? Не могу же я причинить вред Рыбе Зеркала, верно? Я хочу сделать ей подарок. Где она? Я хочу ей сделать подарок.

Пленник вытаращился на него. Шолл начинал испытывать ярость. Говоря, он равномерно бил вампира в лицо. Каждый раз голова существа откидывалась назад, после чего оно снова прямо смотрело на Шолла — без страха. Оно не выглядело запуганным.