В поисках Эдема

— Ты мне не ответила, — сказал он. — Нам надо договориться, как мы будем действовать.

— Не знаю, что мы можем сделать, — только сопереживать, — ответила она. — Нам придется выстрадать это. Мы будем обманывать себя, полагая, что мы сможем реально помочь.

Мелисандра встала и застелила матрасы простынями.

— Пойдем к Моррису и Энграсии, — сказал он. — Посмотрим, что им нужно.

Они вышли из комнаты. Во дворе возобновилась деятельность мальчишек. Те, кто предыдущей ночью разгружал контейнер на пристани, заходили в здание, везя перед собой тачки с мусорными тюками. Одна бригада обрезала проволоку, чтобы вскрыть их и классифицировать. Запах был очень резким, пахло помоями. Рафаэль заметил, что ребята наконец надели костюмы, перчатки, маски. Злополучная людская привычка, подумал он, принимать меры предосторожности, когда уже слишком поздно, после того, как случится что-то непоправимое.

Сцена оживила в нем чувство вины. Он заснул, чувствуя себя виноватым, и теперь, проснувшись, это чувство снова начинало преследовать его. «Ты не можешь судить целое общество на основании этого инцидента», — сказал он Мелисандре этой ночью. Чувство вины ничего не исправит, однако он был там единственным представителем богатства и прогресса. Моррис был другим и предпочел, кроме того, принести себя в жертву, распять себя за компанию с несчастными потребителями отбросов.

Он принялся искать глазами ребят, которые облучились, и увидел только одного из них, он стоял поодаль, намыливая мылом руки возле ведра с водой. Так же все перезаражаются, подумал он, и они в том числе. Кто мешает объявить карантин? Хотя, может, это и не нужно. Моррис, вероятно, знает. Сам Рафаэль реагировал с типичной трусостью, присущей его поколению, подразделяя мир на здоровых и больных, имеющих всё и не имеющих ничего, отметил он про себя. Мелисандра правильно подметила, что он предпочитает ретироваться, не противостоять боли. Единственное, что ему оставалось в подобном случае, повернуться к ней спиной, подумать, постараться каким-то образом вернуть контроль.

Они застали Морриса и Энграсию обнимающимися перед столиком с чашками кофе. При дневном свете фосфоресцентный блеск минувшей ночи заметно померк. На их коже цезий выглядел как легкий слой масляной краски, нанесенной неровными, небрежными мазками. Они походили на участников карнавала: великанша с огромными руками и взглядом, заметно подслащенным только что полученным поцелуем, и мужчина со сверкающей металлической рукой и темной улыбкой, очерченной бледно-голубым мерцанием.

— Надо что-то делать, — сказал Рафаэль, обращаясь к Моррису. — Если вы в подробностях распишете мне ситуацию, то я смогу позвонить своему редактору, документировать этот случай, указать на виновных. Кроме того, мы, вероятно, должны искать лекарства. Любое, что только может облегчить их страдания. Вместе мы смогли бы противостоять несчастью. А пока, мне кажется, надо в срочном порядке закопать это вещество в землю, — предложил он.

Моррис согласился, словно опустившись с небес на землю. Провел руками по своим брюкам. Кожу начинало жечь. Его тошнило.

— Нужно достать внутривенные электролиты, — сказал он.

Это были день и вечер лихорадочной деятельности. Закончилась разгрузка контейнера, но тюки с мусором больше не открывали. Здоровые мальчишки, наконец узнавшие о случившемся, пребывали в полном оцепенении, некоторые из них плакали, утешая друг друга. Вместе с пятью облученными ребятами Моррис вырыл в дальнем углу двора глубокую яму, стенки и дно которой обложили разного рода хламом. Туда они поместили цилиндр со смертоносным порошком, засыпали сверху, затем огородили этот квадрат земли и поставили табличку с предупреждением. Жозуэ и Мелисандра отправились в больницу и раздобыли капельницу, необходимую для водоснабжения организмов семи заразившихся, которые к вечеру уже страдали как от болей в желудке и рвоты, так и от ожогов на коже. Мелисандра взяла на себя заботу о переоборудовании одной из комнат под лазарет. Благодаря консультациям Морриса и медсестре, подруге Энграсии, пациентам была поставлена первая капельница.

Ни боли, ни тошнота оказались не в силах остановить размышления Энграсии. Лежа на кровати, она, словно загипнотизированная, смотрела на капли жидкости, скользящие по пластиковой трубке к катетеру на ее руке.