В поисках единорога

В предобеденный час того же дня нас посетил везир Мирамамолина с большой охраной и пышной свитой. Сопровождающие остались ждать снаружи, а везир заперся со мной для беседы с глазу на глаз. Поскольку мы не сможем отбыть в страну негров раньше чем через два месяца, сказал он, Мирамамолин передает нам свое предложение. Правитель хотел бы покамест одолжить моих арбалетчиков, чтобы те до отъезда послужили ему, а уж он заплатит им вдвое против их жалованья, да и мне перепадет немалая доля, и все будут щедро награждены и осыпаны милостями; кроме того, в мое распоряжение будет предоставлен красивый дом, чтобы коротать ожидание. На это я не ответил ни „да“, ни „нет“, а попросил времени на размышление. Везир обещал прислать вечером гонца за ответом. Не успел он убраться восвояси, как заявился ко мне еще один знатный мавр, тоже бывший утром у Мирамамолина. Он сообщил, что зовут его Абулькасим и что он знает о моем разговоре с везиром, однако предлагает мне еще вдвое больше денег, и даров, и милостей за осуществление другого плана: я соглашаюсь выступить против врагов Мирамамолина, которые собираются через две недели напасть на город, но в самый разгар битвы внезапно перехожу на сторону противника, известного под прозвищем Рыжий. Ну а я знал, что подобные коварные интриги и вероломство — обычное дело для мавров, ведь они, как я уже говорил, таковы от природы: не успеют заключить союз, как тут же его нарушают, с легкостью предают друг друга и вмиг переходят от горячей любви к лютой ненависти. Тем не менее я из осторожности не ответил ни „да“ ни „нет“, а сказал, что надо подумать, и Абулькасим попрощался, пообещав прислать к вечеру слугу, дабы узнать мой ответ, и слуге этому дать с собой золотую кастильскую доблу[13] в качестве опознавательного знака. С тем и ушел.

Пребывая в растерянности, я вновь устроил совет, чтобы определиться с дальнейшими действиями. После всестороннего обсуждения мы договорились, что не станем ничего отвечать ни везиру, ни Абулькасиму, пока не разберемся толком, что к чему у этих мавров, какие поступки лучше послужат нашей выгоде и принесут наименьший вред. При дворе Мирамамолина мы видели нескольких христиан, не то генуэзцев, не то венецианцев, — вероятно, они представляли здесь интересы иноземных купцов. Вот их-то мы и вознамерились отыскать и расспросить о мавританских делах, будучи уверены, что они наделят нас добрыми советами и выведут из потемок, в коих мы блуждаем, — они же хоть и торговые люди, но все-таки христиане и Бога боятся. Кроме того, мы решили искать проводников, пусть даже и тайком от Мирамамолина, а также опытных следопытов и людей, знающих дороги через пустыню. Дело повелителя нашего короля отлагательств не терпело и требовало, чтобы мы продолжили путь поскорее, не дожидаясь никакого каравана. Андрес де Премио вообще высказал догадку, что эту двухмесячную проволочку мавры просто выдумали ради того, чтобы пополнить свое войско нашими солдатами, — ведь им явно позарез нужны хорошие стрелки.

Словом, нас одолевало беспокойство, и нам очень не нравилось, как развиваются события, однако более приемлемого выхода мы не видели. До вечера еще оставалось несколько часов, и мы втроем — фрай Жорди, Паликес и я — отправились побродить по городу и послушать, о чем судачит народ, — глядишь, и выясним что-нибудь полезное. Андрес снова безропотно остался за старшего — полагаю, его более чем устраивало общество Инесильи — и велел запереть засовы изнутри после нашего ухода, а часовым на галерее наказал глядеть в оба. Женщины были подавлены известием, что мы держим путь в неведомые края, и неустанно молились у себя, не осмеливаясь выйти даже во внутренний двор.